Интервью

...Сжимающиеся города – проблема государственного масштаба или естественный процесс жизни любого региона страны?

Я считаю такое противопоставление неверным. Сжатие городов – естественный процесс, и в этом его главная сложность. Именно поэтому процесс становится проблемой государственного масштаба. Мы понимаем, что Россия была обречена на эту ситуацию: переход от плановой советской формации к рыночной продемонстрировал, что большое количество городов не может существовать в задуманном ранее формате. Если сравнить систему расселения в Канаде и России, можно заметить, что вахтовые города Канады строятся южнее, в более мягком климате, нежели наш. У нас же многие города пытались строить как вахтовые города-сады, фактически не делая разницы между Воркутой и Севастополем. Советская градостроительная система пыталась гарантировать людям идеально высокий уровень жизни по всей стране. В рыночной экономике такая модель нежизнеспособна. Получается, что эти арктические, северные города кратно дороже с точки зрения эксплуатации. Добавьте сюда переход к частной собственности ряда производственных активов, которые резко начали повышать производительность труда и снижать количество сотрудников, и получите проблему с занятостью. Сюда же добавляется и технологическая революция: 20 лет назад многие производства могли успешно существовать с занятостью в пять тысяч человек, а сейчас спокойно обслуживаются тысячей сотрудников. Логично, что нет никакой экономической целесообразности держать на Севере такое количество людей. 

...Что могло бы удержать сегодня население в сельской местности?

Очень модная идея – создание комфортной сельской среды. Много выступлений, мнений, различных программ. Что такое комфортная сельская территория? Прежде всего это условия для жизни. Конечно, жизнь в сельской местности имеет массу преимуществ: это и близость к природе, и иной темп жизни, и другая социальная среда. Именно это держит тех, кто там еще остался, несмотря на все сложности, и ради этого многие горожане хотели бы жить в сельской местности. Но ведь этого мало! Должны быть комфортные условия жизни в собственном сельском доме. Если старшее поколение привыкло, особенно старики, жить с печкой, дровами, водой из колодца, то молодежь отказывается жить в таких условиях, а горожане попросту не смогут. Если вы приедете в Белгородскую область или Краснодарский край, увидите прекрасные каменные дома с водопроводом, газом, большим собственным участком. И люди там довольны, никуда не хотят уезжать. Но если говорить о Нечерноземье, откуда больше всего уезжают люди, то за пределами пригорода вы увидите только деревянные дома с печным отоплением, в половине деревень нет газа. Даже если труба подведена к деревне, то несколько метров до конкретного дома – неподъемная сумма для сельского жителя. Дороги за пределами основных трасс ужасные, Интернет далеко не везде. 

...Какое может быть будущее у российских арктических городов?

По городам у нас с коллегами скоро выйдет типология арктических поселений, там самые крупные опорные базы Арктики – Мурманск, Архангельск и, как ни странно, Норильск. Норильск оказался довольно насыщенным в силу того, что он один такой безальтернативный центр для всей красноярской Арктики – у него практически нет конкурентов в радиусе 1000 километров. В силу этого он насыщен городскими услугами: Норильский индустриальный институт с хорошими специалистами в сфере строительства на вечной мерзлоте сейчас по стратегии развития арктической зоны Норильск получает статус центра исследований в этой области. Поэтому только Норильск, наверное, может стать, как Фэрбенкс, не столичным, но сервисным центром знаний, если его целенаправленно не будут запихивать в монопрофильные функции. 

Скорее всего, то же самое будет с Воркутой. Она значительно больше растеряла потенциал: филиал Горного института Санкт-Петербурга закрыт, численность населения падает стремительно. В последнее время очень много пишут, что в Воркуте плохо, и все бегут. На самом деле это очень приличный город, но там остро стоит проблема реструктуризации городского пространства и сокращения поселков. Это очень больно для жителей Воркутинского кольца, как называют расположенные вокруг Воркуты поселки, но идет, что называется, классическое управляемое сжатие. Необходимо развивать те функции, которые действительно делали бы Воркуту центром окружающего пространства. Она таковой является для восточных районов того же Ненецкого округа. Это крупнейший ближайший город, куда можно обратиться за медпомощью, там есть весь необходимый функционал. Насколько я знаю, Минвостокразвития работает над тем, чтобы создать в Воркуте дополнительную «знаниевую» инфраструктуру, не терять центр освоения территории.

...Как сегодня, спустя полстолетия, российские и зарубежные исследователи определяют пространственное сжатие?

В России используют термин «пространственное сжатие», но привычнее говорить про городское, потому что вся теория больше про сжатие городов, хотя сельская депопуляция существует довольно давно. Что касается определения, то порадовать нечем – воз и ныне там. «Городское сжатие» и «пространственное сжатие» – широко употребляемые термины, которые остаются неопределенными до сих пор как в мировой, так и в российской литературе. В очень грубом приближении сжатие – это траектория, противоположная росту. Привычному, желаемому росту. Единственное, о чем договорились все исследователи, планировщики и управленцы, это то, что главная характеристика сжимающихся городов – устойчивая депопуляция. Но что такое долговременная и устойчивая депопуляция, в каждой стране понимают по-разному. Например, в одном докладе по США было сказано, что город должен потерять не менее 20% населения за 40 лет, чтобы считаться сжимающимся. Во Франции любой город, который теряет больше одной десятой процента населения в год, считается сжимающимся. Есть определение, что сжимающийся город – это плотно населенная урбанизированная территория с численностью от десяти тысяч человек, которая теряла население в течение последних двух-трех лет, и где наблюдаются признаки структурного кризиса. Но разве города с населением меньше десяти тысяч человек, сильно теряющие население, перестают быть сжимающимися?

...Должны ли быть созданы правовые условия для эффективного управления пространственным сжатием?

Мне кажется, на данном этапе это не столько вопрос правового регулирования, сколько вопрос политики, управления, оценки эффективности. Меня вообще удивляет широко распространенное мнение о том, что, если что-то урегулировать правом, это «что-то» обязательно расцветет и станет колоситься (или наоборот – путем запрета будет искоренено из нашей жизни). По-моему, это даже не упрощение, но просто иллюзия, попытка подменить кропотливую ежедневную работу ссылками на необходимость что-то урегулировать. Это, конечно, не означает, что нынешнее российское законодательство стимулирует работу по управлению сжатием, но в целом оно ей и не мешает.

Одним из инструментов управления сжатием в сельской местности является переселение семей с детьми в случае закрытия школ. Безусловно, проекты такого переселения довольно сложны в реализации, но они возможны. И тут нужно учитывать множество особенностей конкретных территорий. Принятие некоего единого законодательного акта, скорее всего, потребует унификации подходов и решений. В свою очередь это может привести к невозможности реализации таких единообразных решений на местах, риску усиления недовольства жителей.

В российском правовом поле нет понятия термина «территориальный брендинг». Нет единого понимания этого термина и в практике. Как Вы его для себя определяете?

Я склоняюсь к тому, что территориальный брендинг или, как принято говорить, геобренд, это не столько о праве, сколько об экономике. Это о том, чтобы иметь возможность увеличивать цену продукции, создаваемой на определенной территории или связанной с ней, увеличивать доходы и прибыльность местных производителей, защищать их монополию и создавать конкурентные преимущества для их продукции. Геобренд опирается на графические, смысловые образы, легенды, особые свойства продуктов, способы производств, так или иначе связанных с конкретной  территорией, ее жителями. Но не это главное. Если нет добавленной стоимости продуктов, которые связаны с этой территорией, нет возможности дополнительно увеличить цену этих продуктов, то это больше социальное явление, деятельность, направленная на формирование местной культуры, самоидентификации, но это не геобрендинг в его ключевом, экономическом, понимании. Если геобренд ограничивается слоганом на въезде в город, пусть даже с использованием местных узоров, шрифтов: «Я люблю город N!», это нельзя назвать геобрендом. Это эмоциональное высказывание, это призыв: я люблю, и ты люби. Геобренд возникает тогда, когда за эту любовь потребители готовы платить. 

...Говоря о продвижении территории, формировании ее позитивного образа и поиске конкурентных преимуществ, мы вынуждены рассматривать ее как продукт и применять соответствующие инструменты? 

Я считаю, что территория как продукт – это территория, которая обладает определенными потребительскими свойствами. Когда вы снимаете комнату в отеле, вы хотите окна с видом на море, нешумных соседей и наличие инфраструктуры. В циничном смысле территория – такая же комната в отеле, обладающая определенными свойствами. Если вы хотите разместить дополнительный туристический объект, вы выбираете свойство территории, в которое будете вписывать этот объект. Для некоторых это образовательные и инновационные учреждения. В 70-х годах за рубежом пошла волна создания технополисов, и одним из первых был Цукуба, построенный по последнему слову техники. Однако ученые туда не поехали, потому что там было слишком «холодно». Не физически, а с точки зрения творческой атмосферы. Следующая японская программа по созданию технополисов предполагала их размещение в непосредственной близости от исторического города. Ричард Флорида писал в поздних книгах о том, как креативный класс «собирает» исторические города – это тоже «продажа» среды для потенциальных и наиболее креативных жителей.

...Какие задачи помогает решить брендинг и благодаря каким инструментам?

Это всегда индивидуально. Как правило, это и создание туристического образа территории, и поиск идентичности территории, ее жителей, и демонстрация исторических ценностей, и многое другое. Среди специалистов (архитекторов, планировщиков) бытует мнение, что, например, мастер-план первичен, а брендинг вторичен и совсем не обязателен. Это немного обескураживает. В нашем понимании сначала должны быть проведены социологические исследования, потом брендинг, а потом все остальное. Поскольку именно в процессе работы над брендингом территории мы находим важные смыслы, которые впоследствии должны быть ретранслированы в разных формах: городской среде, мастер-планировании, дизайн-коде и так далее. Тогда территория развивается, новые формы, проекты органично вписываются в ее образ. Приведу в пример несколько наших проектов.

В Архангельской области у нас стояла задача разработать туристический бренд: объединяющую идею для всей области, фирменную графику и шрифт. Заказчиком выступил Туристско-информационный центр региона. Этой работе скоро исполнится пять лет, поэтому уже можно говорить о результатах. У региона появились средства позиционирования и коммуникации, фирменная графика, с помощью которой он общается внутри и снаружи территории.

...Как Вы определяете понятие «территориальный брендинг»?

Я сформулировал его в 2011-м. Даже чувствую определенные успехи в том, что многие эксплуатируют определение, к которому пришла моя команда. Часто под территориальным брендингом подразумевается набор действий, позволяющий продвигать территорию. Что такое бренд? Очень многие среди тех, кто считается экспертом в академических кругах, не спешат точно определять, предполагая, что территориальный бренд – это более ли менее всё. И вот тут начинается сложность: сейчас пойдешь во двор, поднимешь фантик с тротуара – это акт брендинга или не акт брендинга?

Наша команда под брендом города подразумевает идею, которая объединяет жителей и служит основой для общения города с миром. Во-первых, это сформулированная идея. Во-вторых, эта идея объединяет: большинство горожан в курсе, что идея есть, и они с ней согласны. В-третьих, по-настоящему бренд становится брендом территории, когда люди эксплуатируют идею города для взаимодействия с внешним миром. Брендинг – это долгосрочный процесс.

Как бы Вы оценили степень развитости российского рынка больших данных в сравнении с мировым рынком? Сегодня все исследования, обсуждения, которые мы встречаем по вопросу больших данных, касаются, как правило, Москвы, Московской области, Московской агломерации. С чем связано не столь активное использование этого инструмента в регионах?

Россия на фоне других стран выглядит очень хорошо. В целом мы как Великобритания – и по законодательству, которое позволяет использовать большие данные, и по техническим параметрам, которые есть у телекомов или платежных систем. У нас есть прекрасные операторы фискальных данных, которые отслеживают траты людей через кассовые аппараты. Я имею в виду не персональные, а именно агрегированные данные. Уровень технической оснащенности провайдеров больших данных в России и проникновение их услуг – мобильных телефонов, мобильных операторов, платежных карточек – очень высок. В этом отношении у России очень хорошее положение по сравнению с США, Великобританией, многими странами Европы. В Германии с этим вообще очень сложно, потому что там законодательство, которое в основном позволяет работать только с открытыми данными, а не с проприетарными. 

Основная российская проблема заключается в том, что официально на большие данные никто толком не может сослаться: это можно сделать в качестве исследования, но сослаться при проработке документов не получается...

Технологии – это обязательная составляющая умного города?

Я продвигаю простую мысль: умный город – это не технологии, а подход. Проблема в том, что муниципальные служащие не понимают глубинных проблем населения, за комфорт которых они отвечают. Умность заключается в том, чтобы понять, кто твое население, какие у него реальные боли, реальные потребности. Нужно четко разделить два подхода. Первый подход – сделать умные города, кого-то удивив технологиями. Я очень надеюсь, что восприятие умного города как набора технологий изменится. Технологии стремительно устаревают. Так и создаются по всему миру пустые и напичканные технологиями города типа Сонгдо в Южной Корее, в которых настоящей жизни нет. Они годятся только на то, чтобы провести экскурсию для какой-нибудь зарубежной делегации сити-менеджеров.

Второй подход подразумевает создание города, где учитываются реальные потребностей его жителей. Умный город понимает эти потребности в моменте, здесь и сейчас, и может эти потребности удовлетворить до того, как жители соберутся в инициативные группы, чтобы достучаться до администрации, коллективно сформировав свои претензии. Если в городе администрация научится решать проблемы своих жителей, люди не только не уедут, а, может быть, даже переедут в него.

...Как современные технологии меняют городскую экономику?

Они ее не меняют, скорее развивают и расширяют. Здесь я бы говорила о некоторых эффектах от цифровизации и использования различных умных инструментов в городской среде. Нужно четко понимать, что есть некоторые эффекты, и не все они, как ни странно, положительные. Во-первых, давайте представим, что в каком-то городе начинают вводить цифровые инструменты в разных отраслях жизни. Ставят датчики на мусорные баки, чтобы они давали сигнал, когда заполняются, или начинают следить за освещением. Какие прямые эффекты от этих решений? Какие-то процессы становятся экономичнее: вы не гоняете мусорную машину по всему городу, вы можете оптимальным образом выстроить маршрут, сэкономив топливо и время занятости водителя. Вы даете возможность людям следить, где находится трамвай, и они начинают рациональнее использовать свое время. Освобождается некий временной ресурс.

С одной стороны, это хорошо, но с другой есть негативные последствия. Если раньше нужна была работа шести дворников, а с цифровизацией ряда процессов требуется всего два, то возникают четыре безработных человека. С точки зрения тех, кто платит за эту услугу, это суперэффект, с точки зрения общей городской экономики суммарный эффект может оказаться и нулевым, а может - и негативным, потому что некое количество людей теряет работу. Мы говорим, что скоро роботы или машины нас заменят, и они вполне могут заменить некоторые профессии. В этом смысле перед городом встает задача, как обеспечить... 

...Технологии давно и прочно вошли в нашу жизнь. Как они проявляют себя в масштабе городов? Как давно российские города стали технологичными?

Города находятся на разных уровнях технологичности. Впервые в России уровень цифровизации городского хозяйства был замерен в 2018 году с помощью индекса цифровизации городского хозяйства «IQ городов», который позволяет определить базовый уровень цифровизации городского хозяйства и эффективность решений, которые внедряют города и регионы по проекту «Умный город». В дополнение к восьми направлениям Стандарта «Умного города» индекс «IQ городов» учитывает ещё два дополнительных направления — интеллектуальные системы социальных услуг, экономическое состояние и инвестклимат — он содержит 47 показателей. Именно этот показатель является KPI проекта «Умный город». Если индекс растет, значит, работа в городах ведется, участники придерживаются Стандарта, проект находится в активной стадии реализации. Важно отметить, что индекс «IQ городов» синхронизирован с Индексом качества городской среды. Другими словами, индекс «IQ городов» напрямую влияет на Индекс качества городской среды. Индекс «IQ городов» учитывается для определения размера субсидии из федерального бюджета на поддержку государственных программ субъектов Российской Федерации и муниципальных программ формирования современной городской среды...

Через неделю мы провожаем 2020-й, сложный, непредсказуемый год. За этот год весь мир узнал, как в считаные дни можно изменить свой образ жизни. Сферы, которые напрочь отвергали возможность применения удаленных форматов, были вынуждены подстраиваться, осваивать технологии. На Ваш взгляд, «доковидный» мир еще имеет право на существование, или мы сейчас переживаем революционный путь трансформации общественного устройства и как раньше уже не будет?

Я бы сказал, что пандемия ускорила эволюцию. Не могу сказать, что это какой-то действительно революционный скачок. Революционные скачки мы наблюдали, например, когда появились гаджеты, Интернет, социальные сети. 2020 год такого рода и такого масштаба изменений не принес, но очень ускорил часть трендов, связанных с цифровизацией. Та же удаленная работа. Эти тренды, становясь массовыми, могут создать совершенно новые рынки и области, которые уже существуют в микромасштабах, но могут развиться. Например, рынок труда не для людей, а для ников, наших цифровых образов. В значительной степени таким фактором при приеме на работу, при оценке деятельности человека стала его цифровая репутация: его поведение в социальных сетях, в виртуальном пространстве. Его имидж не человека, а его цифрового образа. Проведенные на сегодняшний день исследования подчеркивают, что наше собственное «я» и наш цифровой образ – иногда достаточно различные облики. В урбанистике и градостроительстве изменения отразятся на рынках недвижимости, девелопмента и застройки, ретейла, образования, а также на рынке свободного времени (фитнес, досуг, развлечения)...

Почему вы называете себя пионерами соучаствующего проектирования в России?

Мы были первыми или, по крайней мере, одними из первых, кто начал системно применять этот подход в России. В 2011 году были отдельные кейсы в Москве с благоустройством дворов. Мы начали сразу с жилого района. Нам было интересно, как формируется в городе градостроительная политика, почему мы так или иначе утрачиваем важные, ценные объекты, или почему решения принимаются недостаточно взвешенными, устойчивыми и человекоориентированными. И первый кейс, с которым мы работали в режиме соучастия, появился в том же 2011 году, когда мы были еще студентами. На набережной планировалась застройка старинного пивного завода. Новая концепция предполагала возведение девятиэтажек вдоль реки. По вологодским меркам это очень масштабно. Нам же хотелось сохранить завод и историю места, оставить на территории жителей. Поскольку дома были муниципальными, был высокий риск расселения. Поэтому важно было включиться в этот процесс, повлиять на него, вовлечь жителей, услышать их мнение. Мы пытались понять, хотят ли жители переезжать. Если да – на каких условиях, какие требования к жилью. Если не хотят – как должен развиваться квартал. Мы обсуждали с ними разные типы жилья, чтобы застройка не нарушила общую атмосферу пространства...

...Проект «Иркутские кварталы» Вы запустили уже после успешной реализации 130го квартала. В чем его идея, на какой срок рассчитан?

130й квартал – пример быстрой реновации. На территории 6.5Га расселили всех собственников, пришли инвесторы и построили объекты. Иркутские кварталы в 13 раз крупнее. Это территория порядка 80 га. Мы пришли к выводу, что модель 130го квартала с расселением жителей здесь применить не получится. Это застроенный исторический центр, где есть рынок, большой объем жилых пространств, есть инвестиционные проекты, присутствует бизнес. Полностью расселить территорию физически невозможно. И была принята модель, которая очень отличается от модели 130го квартала. Во-первых, 130й квартал строился конкретной дате, к 350-летию. Его надо было сделать в срок и перерезать ленточку. Центр нельзя полностью закрыть, перестроить, затем открыть и перерезать ленточку. Поэтому в основу работы был положен эволюционный путь. Сегодня территория уже открыта, Вы можете приехать в Иркутские кварталы: работают ресторанчики, рынок, можно посмотреть памятники, прогуляться по пешеходным маршрутам. Если раньше городское развитие было довольно хаотичным – с самостроями, баннерной рекламой и профлистом – , то сейчас мы его запрограммировали под определенный сценарий, постоянно работая с собственниками, иными заинтересованными субъектами. За прошедшие 5 лет сдано порядка 25ти объектов, которые уже открыты. Три общественных пространства. Запроектированы улицы, много проектов в разной степени готовности. Первый этап завершения проекта запланирован на 2025й год...

...Какие показатели отражают экономику города, какова их репрезентативность?

В индексе это показатели и «доли работающих в непроизводственном секторе», и уровень развития общественно-деловых районов города, и количество улиц с развитой сферой услуг и т.д. Но проблема в том, что в национальной цели «комфортная и безопасная среда для жизни» сконцентрированы, скорее, инфраструктурные элементы для экономического развития (строительство жилья, развитие городской среды, транспортной инфраструктуры, в части проекта безопасные и качественные дорог, и экология). Только за счет этого на развитие экономической базы повлиять сложно. Для этого нужно иметь сверхразвитый рынок, например, как в Москве, Петербурге, в других городах исключительно за счет этого (без специальных усилий в области развития предпринимательства на этих территориях) уже практически невозможно. Хотя, например, критерии оценивания проектов во Всероссийском конкурсе лучших проектов комфортной городской среды, предусматривают наличие и обоснованность экономической составляющей...

...А жители уже видят результаты использования новых стандартов формирования городской среды?

Недавно ДОМ.РФ и ВЦИОМ при поддержке Минстроя России провели исследование, оценивающее удовлетворённость жителей состоянием городской среды. Позитивные изменения качества городской среды увидели 70% жителей городов с населением больше 1 млн человек. С 2017 года показатель вырос на 26%. При этом качеством городской среды довольны 51% всех респондентов, что в 2 раза больше, чем 3 года назад.

Ни один из наших проектов не обходится без вовлечения населения. Мы считаем важным привлекать жителей к участию в проектах территориального развития на всех стадиях, но в особенности на этапе предпроектных исследований и формирования технического задания. Это недостаточно распространенная практика сегодня, учитывая, что нормативно разработчик документации обязан провести только 1 мероприятие с населением по итогам разработки проекта (публичные слушания/общественные обсуждения). При этом именно благодаря грамотной работе с жителями возникает потребность в изменениях, снижается негативный резонанс...

...Образование в сфере урбанистики в последнее время становится всё более востребованным. С Вашей точки зрения, с чем связан интерес к этой профессии в России? 

Мне кажется, жизнь социума и механизмы сосуществования людей интересуют человека с самых древних времён. Города же, как квинтэссенция, сгустки «нервной системы» мироздания, не могли не быть в центре внимания как простых горожан, так и пытливых учёных умов. Постепенно формировалось понимание, а затем и знание существования определённых способов обустройства жизни в городах, которые делают эту жизнь более комфортной, безопасной, интересной и т. д. Очень заметный интерес к урбанистике в последние десятилетия, на мой взгляд, связан с объективным процессом развития самого «основного» предмета – города. Постиндустриальный город многомерен, сложен и интересен. Знание о нём, его изучение уже давно перестали быть уделом «узких» специалистов – архитекторов, планировщиков, экономистов, коммунальщиков. В постиндустриальном обществе растёт роль человека, его интересов, предпочтений, желаний – они постепенно становятся экзистенциальными для развития тех или иных территорий, городов. Соответственно, резко возрастает и роль гуманитарных наук – социологии, психологии, антропологии. В таком обществе меняются и механизмы управления городом...

...Вы затронули очень важную тему комфортного проживания. Как бы Вы ответили на вопрос: «Что делает город живым?»? Что наполняет его комфортом? По каким признакам Вы можете сделать вывод, живет город, развивается или погибает?

В свое время ответ на этот вопрос дал еще Чарльз Лэндри в книге «Креативный город», электронная версия которой, надеюсь, появится и в нашей Библиотеке. Лэндри говорит, что город живет, когда в нем каждый день что-то происходит. Многие города, которые стремятся к развитию, начинают повышать событийность. И это необязательно премьеры спектаклей или какие-то уличные фестивали. Это может быть, например, конгресс кардиологов. Вполне живое для города событие, когда собираются люди, которые приносят свою научную, творческую энергию. То же самое касается и научных форумов, событий, связанных с развитием бизнеса. Для эмоционального благополучия и для профессиональной состоятельности людям очень важно это ощущение насыщенности происходящего. Это тоже важная часть самореализации.

...Повышенное в последнее время внимание к теме территориального развития не обошло стороной и фигуру главного архитектора. Какова, по Вашему мнению, его роль в команде? В регионах далеко не всегда главный архитектор имеет соответствующий статус.

Я, как главный архитектор, мог бы сказать, что статус надо делать выше, и главный архитектор – важный человек. Но отвечу несколько по-иному. Я считаю, что, безусловно, в части архитектуры и градостроительства должны быть активные и энергичные люди с собственной позицией, готовые защищать те или иные решения. Но убежден, это необязательно должен быть главный архитектор. Должны быть люди в команде главы региона, кто бы этим горел и хотел заниматься. Те, кому эта роль присуща и подходит. А тема его полномочий и веса, я считаю, должна быть оставлена на усмотрение главы региона. Я много читал и слушал оценок и комментариев (в свой адрес – прим.ред.) после того, как меня назначили, что принижается роль главного архитектора. Это вопрос позиции руководителя города: насколько он воспринимает главного архитектора как партнера по диалогу, источник мнения, к которому нужно прислушаться. Значение имеет не то, как называется должность, сколько степень твоего участия в работе. В Москве я с этим проблем не вижу. Я считаю, что мое мнение слышится, работает, и Сергей Семенович (Собянин – прим.ред.) более чем положительно воспринимает (мою деятельность – прим.ред.). Прерогатива главы региона – выбрать, кого ему слушать...

...Особенно актуальна одна из последних тем, которая стала главной на конференции - малые города. Тема глубинной России на рубеже 2000-х годов была предметом исследования Вячеслава Леонидовича.

Это так. Здесь у меня нет никаких противоречий. Я скорее говорил о формате: либо это небольшой клуб «для своих», либо это большое важное профессиональное событие.

В этом году вы запускаете еще один инструмент для взаимодействия со специалистами в сфере территориального развития − библиотеку территориального развития. Как вы определяете необходимость этого инструмента для профессионального сообщества?

Говорить с академическим человеком о важности библиотеки − как говорить с рыбой о воде. У академического человека нет рефлексии в отношении библиотеки, потому что это его естественная среда. Конечно, это очень важно, так как расширяет масштабы кафедры за пределы её собственных образовательных программ. Конечно, библиотека важна для тех, кто обучается по программам кафедры, но само существование библиотеки такого рода означает...