Соучастие - это процесс принятия решения, а не способ его легализации

Надежда Снигирёва

Архитектор (Вологодский государственный технический университет), сооснователь команды «Проектная группа 8», преподаватель программы ДПО «Вовлечение горожан в программы развития городской среды» кафедры им.В.Л.Глазычева РАНХиГС

Главный архитектор бульвара «Белые цветы» в Казани. В составе «Проектной Группы 8» реализовала объекты «Треугольный сад», «Красный пляж»

Почему Вы называете себя пионерами соучаствующего проектирования в России?

Мы были первыми или, по крайней мере, одними из первых, кто начал системно применять этот подход в России. В 2011 году были отдельные кейсы в Москве с благоустройством дворов. Мы начали сразу с жилого района. Нам было интересно, как формируется в городе градостроительная политика, почему мы так или иначе утрачиваем важные, ценные объекты, или почему решения принимаются недостаточно взвешенными, устойчивыми и человекоориентированными. И первый кейс, с которым мы работали в режиме соучастия, появился в том же 2011 году, когда мы были еще студентами. На набережной планировалась застройка старинного пивного завода. Новая концепция предполагала возведение девятиэтажек вдоль реки. По вологодским меркам это очень масштабно. Нам же хотелось сохранить завод и историю места, оставить на территории жителей. Поскольку дома были муниципальными, был высокий риск расселения. Поэтому важно было включиться в этот процесс, повлиять на него, вовлечь жителей, услышать их мнение. Мы пытались понять, хотят ли жители переезжать. Если да – на каких условиях, какие требования к жилью. Если не хотят – как должен развиваться квартал. Мы обсуждали с ними разные типы жилья, чтобы застройка не нарушила общую атмосферу пространства.

Вся работа проходила на площадке нашего университета. Мы искали инструменты работы с подобными ситуациями. Когда мы начали искать примеры в мировой практике, мы познакомились с Генри Саноффом. Сначала заочно: мой профессор Кияненко Константин Васильевич лично знал Генри, и на тот момент Генри имел непосредственное отношение к нашей образовательной программе, как бы ни странно это было для российского провинциального вуза. Так мы узнали, что есть альтернативный подход, что планировки могут разрабатываться не за закрытыми дверями, что градостроительная политика вообще может быть публичной, и в развитии города его жители могут принимать активное участие. Это стало для нас открытием.

В результате кейс получился очень интересным. Мы разработали мастер-план, существенно снизили этажность и действительно радикально изменили планировку. Мы были в постоянном диалоге с главным архитектором города, застройщиком. Сейчас квартал уже построен. Да, в процессе реализации были внесены изменения в исходный мастер-план. Тем не менее, жители остались в своих домах, их не расселили. Застройка вполне гармонично вписалась в исторический контекст квартала.

В 2012 году был проект «Активация», который мы делали, объединившись с сообществом молодых и немолодых, но бодрых архитекторов. Нас называли «молодые архитекторы, которые придумали креативные скамейки». На самом деле мы пытались изменить городские общественные пространства, обратить внимание на важные городские проблемы. Мы приходили к чиновникам и говорили: «Давайте что-то менять в городе. Вот у нас там центральная площадь города страшная, давайте набережную в порядок приведем». Для Вологды с населением чуть больше 300 тысяч человек проблемой было финансирование таких проектов. Мы находили средства сами: где-то спонсоры, где-то подключался бизнес, где-то просто помогали расходными материалами... Это был важный для города проект. Стало очевидно, что изменения в городе могут происходить даже благодаря инициативе студентов, небольших команд. Мы получили поддержку Фестиваля дней архитектуры. И это был один из первых в стране прецедентов тактического урбанизма, временной архитектуры, которые привели к ряду изменений в городе. Мы смогли сфокусировать внимание на важных вопросах, показать, что изменения можно делать быстро, без бюджетных средств, объединяя людей. При этом мы понимали локальность этих изменений и отсутствие у нас возможностей влиять на какие-то большие городские процессы. Да, мы развернули застройку или передел отдельных городских районов, но мы видели, что горожане не интегрированы в процесс принятия решений.

После «Активации» возникали разные кейсы, связанные с дворами. Потом мы попытались применить наше видение в конкурсных проектах благоустройства. Так мы познакомились с практиками Татарстана. Наталия Фишман-Бекмамбетова позвала нас в команду, где мы уже начали внедрять свои подходы на системном уровне, на уровне республики в рамках программы регионального развития общественных пространств. Это был первый в стране прецедент, когда соучаствующее проектирование было внедрено на уровне региона. И не только Казани, что важно, а на уровне 45 разных муниципальных образований республики. Мы пытались выработать не просто подход – нам важно было еще выработать инструментарий, который можно было бы потом в других городах, районах, регионах реплицировать. В результате этой масштабной работы мы выпустили методические рекомендации, внесли изменения в правила благоустройства (СП 82.13330.2016). Мы старались зафиксировать понятие, разработать целевую модель участия, алгоритмы действий, систему контроля и так далее. Вообще в 2016-2017 годах мы старались принимать участие в разработке разных программ и документов, которые регулируют процесс, связанный с благоустройством и комфортом городской среды.

Следующим шагом для нас было важно научить других пользоваться этим инструментарием. Чтобы превратить наши достижения в систему, недостаточно придумать систему. Нужно понять, как передать компетенции другим людям, которые смогут это делать. Поэтому мы занялись разными образовательными проектами. Самыми эффективными формами, на наш взгляд, стали проектные семинары. Мы разработали методологию, как их вести, обучали глав муниципальных районов, архитекторов для того, чтобы была видна цельность подхода, чтобы активнее применяли его на практике. Сегодня уже большая часть городов пришла к тому, что диалог важен, и, мне кажется, это огромный прогресс, потому что это происходит довольно быстро.

Мы были первыми, кто сформулировал определение «соучаствующее проектирование» на русском языке. Как известно, мы перевели книгу Генри Саноффа на русский язык. Сначала мы хотели издать самую большую и объемную книгу, но Генри сказал, что это преждевременно, потому что сейчас не будет аудитории, способной ее воспринять. Мы выбрали одну из самых последних книг. Она построена на кейсах – кейсах малых городов, что важно, поскольку мы хотели, чтобы аудиторией книги стала не Москва. В книге описывается много разных проектов, есть даже примеры для городов с населением 10 тысяч человек. Это органично легло в российский контекст. Нам хотелось людей вдохновить и показать, что это подход, который работает по всему миру и достаточно давно. Это была первая книга в России, которая вообще на практике описывает подходы вовлечения жителей в развитие городов. Мы долго думали, как ее назвать, рассматривали много вариантов. В той же Америке сначала было «партисипаторное планирование» (participatory design and planning), потом «проектирование в общественных интересах» (public interest design), потом «демократический дизайн» (democratic design). Язык постоянно меняется, поскольку практика получает широкое распространение. Вслед за ней развиваются политическая активность и законотворчество, меняется восприятие. В оригинале книга называлась «Democratic Design». Но мы поняли, что слово «демократия» в этом контексте не приживется. Вместе с Генри придумали другой термин, наиболее близкий к партисипаторному проектированию, и в итоге остановились на соучаствующем проектировании. И, мне кажется, корни этого определения – из трудов Вячеслава Леонидовича Глазычева, который говорил об архитектуре соучастия. Он много на эту тему рассуждал и транслировал именно те ценности, которые легли в основу подхода соучаствующего проектирования.

Отвечая на Ваш вопрос, могу сказать, что мы считаем себя пионерами соучаствующего проектирования в России, потому что приложили много усилий для того, чтобы сформировать методологию, сделать ее доступной и понятной. Мы способствуем ее распространению через образовательные проекты. Ну и, конечно, невозможно никакое соучастие без практики. У нас все построено на собственном опыте реализованных проектов в разных регионах России. Сегодня даже не надо никому объяснять, зачем это нужно. На это ушло 10 лет.

Что такое соучаствующее проектирование и чем оно отличается от государственных инструментов участия населения в осуществлении местного самоуправления? От тех же публичных слушаний, общественного обсуждения…

Мы сформулировали определение и стараемся его придерживаться. Если коротко, соучаствующее проектирование – это процесс проектирования с участием всех заинтересованных сторон для выявления истинных проблем, потребностей, совместного принятия решения. Другими словами, решения принимаются не сверху вниз (вертикаль власти), а в диалоге (в разных диагоналях и горизонталях). При этом заинтересованной стороной мы называем и жителей. Честно говоря, с 2011 года алгоритм соучаствующего проектирования несильно поменялся. Есть стратегия. Мы ее реализуем, действуем, обсуждаем с людьми, корректируем и выходим снова на обсуждение. И повторяем этот процесс снова и снова, чтобы сделать проект устойчивым. В муниципалитете часто можно услышать вопрос: «Сколько встреч надо провести с жителями, чтобы все было нормально?» Для проектов благоустройства может быть достаточно и трех этапов: подготовка технического задания, концепция и презентация с доработанными решениями. На самом деле, если мы говорим о реальных процессах, все сложнее. Ты постоянно находишься в диалоге с разными сторонами. Соучастие – это не только горожане, жители двора. Это в том числе разные уровни власти, представители профессионального и городского сообщества. В сложных вопросах они могут быть мощными союзниками или противниками. Важно понимать, кого проект затрагивает, определить круг интересов, выстроить совместную работу.

Для государственных инструментов типично представление на слушания/обсуждение уже готовых решений. Это ключевое отличие. Люди на них реагируют, дают комментарии, а дальше кто-то (наверное, комиссия, но вопрос, в каком составе и по какому принципу подобраны ее участники) принимает решение, какие комментарии учитывать, а какие нет. Этот подход непонятен и непрозрачен. А логика соучастия в том, что мы сначала спрашиваем, а потом делаем. Это открытый процесс с самого начала, когда у нас еще ничего нет, когда мы только начинаем составлять техническое задание. В этот момент мы приходим к людям и задаем им вопрос. Потом, на следующих этапах, при необходимости могут быть публичные слушания. Когда решения проработаны, согласованы в процессе обсуждения, мы запускаем слушание, чтобы убедиться, что все всё поняли и точно согласны. Но до этого этапа важно собрать пожелания, проанализировать, обсудить в формате фокус-групп (или других форматах) с разными участниками. Так мы формируем целеполагание. Люди участвуют в этом процессе, получают открытый доступ к информации. Они понимают, что происходит, кто организатор процесса, какие цели они могут скорректировать. Публичные слушания – легализация фактически принятых решений. Это полностью противоречит подходам соучаствующего проектирования. Соучастие – это процесс, в котором решения вырабатываются совместно. Вот в этом принципиальная разница.

Кто должен выступать инициатором применения соучаствующего проектирования?

Очень интересный вопрос! Мне кажется, в первую очередь это в компетенции муниципалитета. Просто потому, что он курирует управление городом, в том числе непосредственно связан с проектами развития городской среды. Я не представляю сегодня ситуации в России, когда большие комплексные проекты могли бы обойтись без муниципального включения. Но есть и другие стороны. Например, застройщики, проектировщики, архитекторы, активисты. Было бы здорово, если бы они по собственной инициативе вступали в диалог с горожанами. Но процедуру прозрачности принятия решений в городе должны обеспечивать чиновники. Сложно выделить кого-то одного, обязанного или инициативного. Инициативы можно ожидать, когда это будет ценностью для всех, кто живет в городе. А пока это не является ценностью или является чем-то неудобным, остается зарегулировать и создать для этого механизм. Поэтому я так выделяю муниципалитет. Он может быть просто модератором процесса, чтобы тот проходил этично, без лобби узкого круга. Это уже более сложный вопрос. В идеале это должны быть независимые некоммерческие организации и, возможно, негосударственные. Сегодня уже есть подобные примеры в регионах России. Например, в Татарстане – фонд "Институт развития городов Республики Татарстан", в Башкирии АНО "Институт развития городов и сел Башкортостана", в Нижнем Новгороде – Институт развития городской среды. В Вологде мы сделали Лабораторию городской среды. Эти институты развития берут на себя роль модераторов, медиаторов. У муниципалитетов такие функции редко получаются, потому что не хватает необходимых ресурсов.

Имеет ли смысл законодательно закрепить инструмент соучаствующего проектирования, обновив, например, нормы 131-ФЗ?

У меня к этому двойственное отношение. Пару лет назад я полагала, что федеральный закон всех спасет. Я действительно считаю, что нормативное регулирование важно, поскольку часто только так можно мотивировать к принятию решений, другая аргументация не работает. Всегда будет звучать: «Мы не должны это делать, давайте не будем!» Мне кажется, что закон может помочь. При этом это должен быть подвижный документ, в который можно постепенно внедрять новые идеи, редактировать. В законе может быть отражена механика, инструментарий, который отдается городам, чтобы в сложных вопросах они понимали, как действовать, по какому алгоритму идти. Это позволит и горожанам обращаться к документу. Жителям будет понятно, как включаться в процесс, на каких основаниях, что вообще спрашивать и с кем взаимодействовать. Хорошо составленный закон будет только на пользу всем участникам. С другой стороны, инструментарий нужно дать так, чтобы люди могли реализовать, а не испугаться. И тут важно процесс поддержать образовательными практиками. Если все эти компоненты сложить – регулирование, инструментарий, образование, ценностную поддержку, политическую волю, – все сложится в успешную практику.

В контексте вопроса можно обратиться к опыту Берлина, одного из самых конфликтных городов с точки зрения градостроительной деятельности. Последние два года они занимаются тем, что вырабатывают у себя что-то вроде документа, регулирующего участие по всем вопросам в городе, от благоустройства до комплексного развития районов. И делают это в режиме соучастия. Независимые модераторы по приглашению мэрии собирают разных стейкхолдеров, от застройщиков до самых буйных активистов. Вместе они договариваются о реализации проекта, нужен ли для этого закон. В России таких процессов не происходит. Поэтому, если говорить о регулировании, на мой взгляд, оно должно осуществляться на муниципальном уровне, чтобы муниципалитет или хотя бы регион имел механизм, который в его городе сработает, подойдет под его ресурсы, его понимание городского развития. Тут нужна некоторая гибкость.

Вы затронули тему образования. Сегодня у нас много образовательных программ для чиновников. Нужно ли обучать население инструменту соучаствующего проектирования?

Абсолютно убеждена в том, что это нужно делать. Продолжительность проектов развития городской среды очень коротка. За этот период нужно успеть сформировать команду, разработать проект, рабочую документацию, пройти экспертизу, выйти на реализацию, и на каждом этапе – вовлечь жителей. Как правило, особенно с учетом климатических особенностей, это 6-8-10 месяцев. И это очень мало для того, чтобы у человека сформировалось понимание, что такое город, улица. Нам приходится тратить достаточно времени на начальном этапе, чтобы погрузить жителей в контекст проекта, научиться общаться друг с другом на одном языке. Постоянные образовательные программы могли бы эту проблему решить. На мой взгляд, такие знания, базовый уровень, надо давать уже старшеклассникам: что такое город, процесс принятия решений, от чего они зависят, как их внедрять на разных этапах, какими правами обладают жители, какие инструменты им доступны, кто в городе курирует те или иные вопросы. Когда ты знаешь контекст, знаешь историю своего города, начинаешь по-другому к нему относиться, осознаешь ценности, формирующие его идентичность. Это важно. Важно чувствовать любовь к тому месту, где живешь, ответственность за принятые решения. Знания позволят горожанам проявлять свою активность, осознанную позицию. И такой подход может радикально поменять ситуацию. Уровень дискуссий будет другой. Это позволит обсуждать и решать более системные и стратегические проблемы горожан. Сейчас, например, если мы говорим о дворах, то острые вопросы – это всегда парковки и детские площадки. Если говорим о парках – выгул собак. Очень болезненная тема…

Соучаствующее проектирование дворов в Уфе (источник Проектная группа 8)
Бульвар «Белые цветы» в Казани (источник: Проектная группа 8)
Ландшафтная скульптура "Лента времени" в Карабаше (источник Проектная группа 8)
Спортивная площадка в Карабаше (источник: Проектная группа 8)
Проект "Активация" (источник: Проектная группа 8)
Проект "Активация" (источник: Проектная группа 8)

Помогает ли соучаствующее проектирование разрешать городские конфликты?

Соучастие – один из инструментов для предупреждения конфликтов, полезный на ранних стадиях. Соучастие помогает начать слышать друг друга. Надо сказать, что этим навыком часто не владеют ни администрация, ни активисты. Если вы вовлечетесь в уже горящий, полыхающий конфликт, то сложно будет людей за стол посадить. Вначале это будет процесс переговоров, процесс выработки языка, на котором они будут разговаривать, и потом, может, начнется соучастие. Вот для этого перехода, мне кажется, нужна какая-то независимая институция, которая будет способна понять механику конфликта, купировать его, провести медиацию с каждым участником.

Как принимаются решения, когда ситуация спорная?

Формат работы в малых группах и диалог творят чудеса. Ситуации, при которых были бы непримиримые противоречия в режиме живой коммуникации, бывают очень редко, поскольку метод соучастия, например, в формате проектных семинаров, с которым мы часто работаем, построен на диалоге. Не как на публичных слушаниях, когда президиум защищает идею, непонятно кем предложенную. Тут другой процесс: люди друг с другом договариваются, с помощью модератора в том числе, иногда даже сами отвечая на какие-то простые вопросы вместе. Правило одно – надо слушать друг друга. Группа фиксирует только принятые всеми решения, то, о чем все договорились. Потом начинается работа в малых группах, где их представители договариваются между собой. У соучаствующего проектирования много методов, не только семинары. Они все «заточены» на взаимодействие людей, на совместное коллективное принятие решений в разных группах – больших, малых и так далее. Если острые вопросы всплывают, они прорабатываются отдельно.

В каких проектах и на какой стадии (создание/реализация) уместно применение этого инструмента?

На всех этапах и везде, чтобы все умные стратегии не были просто бумажками, а проекты благоустройства не оставались красивыми картинками. Не стоит обсуждать с жителями какие-то сложные вопросы, например, транспортную инфраструктуру, профиль улиц в мастер-плане или корректировку ПЗЗ. Но точно нужно обсуждать подходы и принципы, которые будут иметь эффект для горожан и влиять на качество их жизни. Прозрачность проекта и информирование должны быть во всех проектах абсолютно и на самых ранних этапах, когда это целеполагание, формирование ценностей, принятие решений, определение приоритетов. Дальше уже предметно, в зависимости от задачи, горожане могут вовлекаться в обсуждение проектов, вместе с экспертами, фокусно, в группах.

Как бы Вы описали методологию соучаствующего проектирования?

Во-первых, каждый проект требует предварительного исследования, понимания того, кто может выступать заинтересованными сторонами и является ими, на кого проект влияет. Так мы определяем круг заинтересованных лиц проекта. Во-вторых, это формирование стратегии. На этом этапе мы определяем инструменты реализации проекта, подходящие для каждой группы заинтересованных участников. Инструменты напрямую зависят от того, с какой группой нам предстоит общаться, какие у них интересы, каковы проблемы, которые нам предстоит с ними обсудить. Самый распространенный инструмент – проектный семинар. Кроме того, бывают игровые форматы: дизайн-игры, стратегические сессии, мастерские, воркшопы и другие. Опрос тоже является инструментом если не соучастия, то вовлечения точно, поскольку помогает на разных этапах делать широкий срез: рассказывать о проекте, собирать, комментарии, высказывания, цитаты. В соучастии инструментарий очень широкий, всегда можно что-то новое придумать. Кроме того, тот же проектный семинар, имеет свою механику, свои вопросы, свои методы обсуждения, свои темы для обсуждения и зависит от ситуации. По мере реализации этой стратегии мы выстраиваем отношения с людьми, со всеми участниками процесса. И это живой процесс: мы корректируем стратегию по мере его продвижения. Степень интереса людей к разным темам, результаты обсуждения напрямую влияют на следующий шаг – общение может затянуться или мы можем договориться достаточно быстро. Временные рамки зависят от имеющихся в нашем распоряжении ресурсов, количества вовлеченных людей, бюджета реализации проекта. Процесс должен быть открытым, информация о проекте - доступной, форма участия – разная, возможно включение разных людей, участие на ранних стадиях, где никакие решения еще не приняты. И, в-третьих, техническая сторона этого процесса – вам обязательно нужен модератор, организатор, кто все фиксирует, за атмосферой следит, отвечает на разные вопросы.

Может ли технология соучаствующего проектирования выявить нецелесообразность реализации проектов вообще? Сталкивались ли Вы на практике с такими ситуациями?

Часто бывает, что проект сильно корректируется. Так, чтобы отказаться, в теории возможно, но в текущей практике маловероятно, поскольку большинство проектов связано с благоустройством, а от него у нас пока никто не отказывается. В Рыбинске, например, отказались от берегоукрепления Волжской набережной, пересмотрели подход. В Казани отказались от застройки ряда территорий, поскольку много лет активистов беспокоили попытки их освоения. Так бывает, но редко. Проект может быть отменен, если он противоречит общественному благу. В остальном это скорее процесс корректировки проекта, нежели его отмены.

Как оценивается эффективность применения этого инструмента: в какой момент и какими показателями? 

Это очень интересный вопрос. Есть измеритель от Минстроя, когда надо сказать, сколько человек приняли участие в работе, сколько было проведено встреч и так далее. Эти индикаторы приняты, но по факту являются показателями того, как ты провел информационную кампанию. Они не отражают внутреннюю эффективность: услышали ли вы людей, все ли друг друга правильно поняли. Мы стараемся формировать команды проекта таким образом, чтобы люди были постоянно в проекте – от нулевой стадии до стадии запуска – и служили индикаторами процесса.

Помимо этого, мы стараемся отслеживать дополнительные эффекты и изменения, которые происходят в результате нашей работы, выстраивать отношения дальше. Приведу в пример город Карабаш в Челябинской области. Вместе с местными активистами в течение двух лет мы реализуем проект благоустройства общественного пространства. Мы выиграли Всероссийский конкурс лучших проектов формирования комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях 2019. Сейчас уже стадия строительства. Город маленький, порядка 10 тысяч жителей, на разных этапах обсуждений участвовали не больше 100 человек. Но мы нашли активных ребят и попытались с ними параллельно запустить социокультурные проекты. Сделали объект «Лента времени» – сложная тема работы с городской памятью. Идея была наша, но весь контент определяли местные организаторы, они стали участниками проекта. Записали легенду о Карабаше. Появился такой маленький проект внутри большого. На этом ребята не стали останавливаться, сейчас участвуют с другими идеями развития города в различных проектах. В планах – запуск экскурсий, посвященных городу. Вот такие социальные изменения произошли в очень небольшом городе. Важно, что администрация города, глава города доверяют ребятам, дают возможность реализовывать свои проекты, а ребята готовы брать на себя ответственность и что-то менять. Эта история показательна тем, что люди не просто остались на уровне «что-то обсудить и потом построить», а взяли на себя инициативу и уже способны дальше без нас запускать свои проекты. Мы знакомим их с другими людьми, появляются новые социальные связи, они растут, и город уже выходит на какую-то повестку даже в регионе. Такие социальные эффекты наряду с численными показателями для нас очень важны.

Насколько развита практика применения соучаствующего проектирования в регионах России? Самые яркие примеры, продемонстрировавшие пользу этого инструмента, на Ваш взгляд…

Есть признанный лидер – Татарстан. Также обратил на себя внимание Башкортостан. Там стараются выстраивать отношения с городскими активистами, налаживать процессы. Безусловно, Нижегородская область. Сначала они применили механизм соучастия в Нижнем, потом – в целом в регионе (при разработке Стратегии социально-экономического развития Нижегородской области – прим.ред.). Сейчас все проекты городского развития в Нижнем в рамках подготовки к 800-летию города также реализуют при активном вовлечении местных жителей. Интересные вещи происходят периодически в Ижевске, где тоже есть центр компетенций. Кстати, Ижевск – пример, где инициатором соучастия выступил местный девелопер. Ему принадлежит реализация первого современного общественного пространства Ижевска. А покупателей квартир в своем проекте он вовлекает в местное сообщество, налаживает с ними диалог. Абсолютно частная инициатива, без какого-либо участия администрации. И, конечно же, Петербург. Но это больше об инициативном бюджетировании. Петербург – очень живой город с точки зрения сообществ и объединений. Удивительное место, очень много разных инициатив. Сначала реализовывали проекты в области, а потом перешли в Петербург. У них тоже центр компетенций открылся. Реализацию проектов они обязательно сопровождают образовательными программами. Очень импонирует активность в Дербенте: они активно вовлекают жителей, у них каждый день что-то происходит. Одни из первых, кто пытается развивать город через мастер-план. Дербент – город с большой историей, многонациональный. Очень интересно, как и что удастся реализовать и через какие инструменты. Знаю, что есть проекты разработки дизайн-кода в Кирове. Там интересная практика взаимодействия с предпринимателями. На самом деле очень много разных проектов, просто потому что появляются центры компетенций. Мы в Вологде сделали Лабораторию городской среды. Один из наших первых проектов – бульвар Пирогова. И его главная особенность в том, что деревья не были спилены под парковку, а был отдан приоритет жителю. Мы подумали о безопасности, о детях. Смогли вовлечь местных производителей. Получилась очень интересная улица: она очень сильно меняется на протяжении километра. Первый квартал почти пустой, потому что жители захотели убрать оттуда все скамейки, во втором квартале много малых архитектурных форм, а в третьем акцент сделан на школе, роддоме и прочей инфраструктуре. Яркая модель реализации проекта во взаимодействии с жителями. Так что примеров немало, и я искренне считаю, что вовлекать население в подобные процессы можно в городе любого масштаба, было бы желание разных сторон: и самих горожан и, конечно, чиновников, застройщиков.

Как Вы видите перспективу дальнейшего применения соучаствующего проектирования? 

Сложно сказать. Наверное, сначала этот инструмент будет распространяться повсеместно, позволяя жителям участвовать в решении разных городских вопросов. Конечно, будет совершенствоваться инструментарий, в целом подход – как определять круг интересантов, как приобщать участников. Полагаю, возникнет какая-то экспертная дискуссия, пока она только зарождается. Важно, чтобы методологию формировали разные люди, потому что это живой процесс, и он должен «прорасти». Невозможно спустить его сверху, через очередные стандарты. Очень надеюсь, что появятся новые формы участия во всех сферах городской жизни. Это важный вызов: чем активнее мы будем привлекать людей к совместной деятельности в городском планировании, тем больше будет интереса к остальным процессам. Вот такой оптимистичный сценарий мне видится.