...Сжимающиеся города – проблема государственного масштаба или естественный процесс жизни любого региона страны?
Я считаю такое противопоставление неверным. Сжатие городов – естественный процесс, и в этом его главная сложность. Именно поэтому процесс становится проблемой государственного масштаба. Мы понимаем, что Россия была обречена на эту ситуацию: переход от плановой советской формации к рыночной продемонстрировал, что большое количество городов не может существовать в задуманном ранее формате. Если сравнить систему расселения в Канаде и России, можно заметить, что вахтовые города Канады строятся южнее, в более мягком климате, нежели наш. У нас же многие города пытались строить как вахтовые города-сады, фактически не делая разницы между Воркутой и Севастополем. Советская градостроительная система пыталась гарантировать людям идеально высокий уровень жизни по всей стране. В рыночной экономике такая модель нежизнеспособна. Получается, что эти арктические, северные города кратно дороже с точки зрения эксплуатации. Добавьте сюда переход к частной собственности ряда производственных активов, которые резко начали повышать производительность труда и снижать количество сотрудников, и получите проблему с занятостью. Сюда же добавляется и технологическая революция: 20 лет назад многие производства могли успешно существовать с занятостью в пять тысяч человек, а сейчас спокойно обслуживаются тысячей сотрудников. Логично, что нет никакой экономической целесообразности держать на Севере такое количество людей.
...Какое может быть будущее у российских арктических городов?
По городам у нас с коллегами скоро выйдет типология арктических поселений, там самые крупные опорные базы Арктики – Мурманск, Архангельск и, как ни странно, Норильск. Норильск оказался довольно насыщенным в силу того, что он один такой безальтернативный центр для всей красноярской Арктики – у него практически нет конкурентов в радиусе 1000 километров. В силу этого он насыщен городскими услугами: Норильский индустриальный институт с хорошими специалистами в сфере строительства на вечной мерзлоте сейчас по стратегии развития арктической зоны Норильск получает статус центра исследований в этой области. Поэтому только Норильск, наверное, может стать, как Фэрбенкс, не столичным, но сервисным центром знаний, если его целенаправленно не будут запихивать в монопрофильные функции.
Скорее всего, то же самое будет с Воркутой. Она значительно больше растеряла потенциал: филиал Горного института Санкт-Петербурга закрыт, численность населения падает стремительно. В последнее время очень много пишут, что в Воркуте плохо, и все бегут. На самом деле это очень приличный город, но там остро стоит проблема реструктуризации городского пространства и сокращения поселков. Это очень больно для жителей Воркутинского кольца, как называют расположенные вокруг Воркуты поселки, но идет, что называется, классическое управляемое сжатие. Необходимо развивать те функции, которые действительно делали бы Воркуту центром окружающего пространства. Она таковой является для восточных районов того же Ненецкого округа. Это крупнейший ближайший город, куда можно обратиться за медпомощью, там есть весь необходимый функционал. Насколько я знаю, Минвостокразвития работает над тем, чтобы создать в Воркуте дополнительную «знаниевую» инфраструктуру, не терять центр освоения территории.
Как бы Вы оценили степень развитости российского рынка больших данных в сравнении с мировым рынком? Сегодня все исследования, обсуждения, которые мы встречаем по вопросу больших данных, касаются, как правило, Москвы, Московской области, Московской агломерации. С чем связано не столь активное использование этого инструмента в регионах?
Россия на фоне других стран выглядит очень хорошо. В целом мы как Великобритания – и по законодательству, которое позволяет использовать большие данные, и по техническим параметрам, которые есть у телекомов или платежных систем. У нас есть прекрасные операторы фискальных данных, которые отслеживают траты людей через кассовые аппараты. Я имею в виду не персональные, а именно агрегированные данные. Уровень технической оснащенности провайдеров больших данных в России и проникновение их услуг – мобильных телефонов, мобильных операторов, платежных карточек – очень высок. В этом отношении у России очень хорошее положение по сравнению с США, Великобританией, многими странами Европы. В Германии с этим вообще очень сложно, потому что там законодательство, которое в основном позволяет работать только с открытыми данными, а не с проприетарными.
Основная российская проблема заключается в том, что официально на большие данные никто толком не может сослаться: это можно сделать в качестве исследования, но сослаться при проработке документов не получается...
...Как сегодня, спустя полстолетия, российские и зарубежные исследователи определяют пространственное сжатие?
В России используют термин «пространственное сжатие», но привычнее говорить про городское, потому что вся теория больше про сжатие городов, хотя сельская депопуляция существует довольно давно. Что касается определения, то порадовать нечем – воз и ныне там. «Городское сжатие» и «пространственное сжатие» – широко употребляемые термины, которые остаются неопределенными до сих пор как в мировой, так и в российской литературе. В очень грубом приближении сжатие – это траектория, противоположная росту. Привычному, желаемому росту. Единственное, о чем договорились все исследователи, планировщики и управленцы, это то, что главная характеристика сжимающихся городов – устойчивая депопуляция. Но что такое долговременная и устойчивая депопуляция, в каждой стране понимают по-разному. Например, в одном докладе по США было сказано, что город должен потерять не менее 20% населения за 40 лет, чтобы считаться сжимающимся. Во Франции любой город, который теряет больше одной десятой процента населения в год, считается сжимающимся. Есть определение, что сжимающийся город – это плотно населенная урбанизированная территория с численностью от десяти тысяч человек, которая теряла население в течение последних двух-трех лет, и где наблюдаются признаки структурного кризиса. Но разве города с населением меньше десяти тысяч человек, сильно теряющие население, перестают быть сжимающимися?
...Что могло бы удержать сегодня население в сельской местности?
Очень модная идея – создание комфортной сельской среды. Много выступлений, мнений, различных программ. Что такое комфортная сельская территория? Прежде всего это условия для жизни. Конечно, жизнь в сельской местности имеет массу преимуществ: это и близость к природе, и иной темп жизни, и другая социальная среда. Именно это держит тех, кто там еще остался, несмотря на все сложности, и ради этого многие горожане хотели бы жить в сельской местности. Но ведь этого мало! Должны быть комфортные условия жизни в собственном сельском доме. Если старшее поколение привыкло, особенно старики, жить с печкой, дровами, водой из колодца, то молодежь отказывается жить в таких условиях, а горожане попросту не смогут. Если вы приедете в Белгородскую область или Краснодарский край, увидите прекрасные каменные дома с водопроводом, газом, большим собственным участком. И люди там довольны, никуда не хотят уезжать. Но если говорить о Нечерноземье, откуда больше всего уезжают люди, то за пределами пригорода вы увидите только деревянные дома с печным отоплением, в половине деревень нет газа. Даже если труба подведена к деревне, то несколько метров до конкретного дома – неподъемная сумма для сельского жителя. Дороги за пределами основных трасс ужасные, Интернет далеко не везде.
