Обычно хронология столь цепко держит наше сознание в плену, что лишь к самому концу столетия мы начали освобождаться от глубоко укорененной привычки отсчитывать дистанцию от сиюминутности назад к 1900 г. Вплоть до кошмарной интерлюдии первой мировой войны ХХ век словно пьянел от восторга по поводу собственной новизны, приписывая одному себе право на молодость, как если бы иных начал других столетий не было вовсе. Вопреки унылости «потерянного поколения» в литературе, ряд революций — в Мексике, в Китае, в России, равно как революционные спазмы в Германии или Венгрии, поддерживали эйфорию юности Нового Века. Гражданская война в Испании породила немало сомнений, однако те, кому посчастливилось уцелеть во второй мировой войне, поначалу бодро подхватили рефрен «наш двадцатый век». Только в 60-е годы оптимизм технологического толка начал уступать место задумчивости: что же передаст следующему веку «наше» столетие, клонившееся к закату?