Кризисы

Тема: Кризисы
Год: 2023
Страниц: 166
ISSN: 2307-4485
Язык: Русский

Одно британское издательство, выбирая ключевое слово 2022 года, остановилось на слове permacrisis. На самом деле кризис не в прошлом году, а давно уже стал перманентным. За несколько последних десятилетий кризисы настолько прочно вошли в нашу жизнь, что фактически превратились в привычный и постоянный фон. Всевозможные кризисы сменяют друг друга: экономические, эпидемиологические, идеологические, политические… <...>

В номере

Энергетический кризис и глобальные климатические изменения

В статье рассматриваются проблемы нестабильности спроса и предложения энергоресурсов в мире в период энергетического кризиса 2022 года на фоне роста военной напряженности в мире в постпандемийных реалиях. Представлены долгосрочные прогнозы ведущих энергетических агентств, опубликованные по итогам 2022 года; различные формы кризисной адаптации и новые возможности удаления углеродного следа инфраструктурных объектов как от прямых выбросов, так и за счет потребления электроэнергии. Описывается один из методов достижения отрицательного углеродного следа в окружающей городской среде за счет использования инновационных технологий аддитивного строительства.

Текст: Дмитрий Соловьев, Любовь Шилова, Виталий Бушуев

1.      Введение

Нестабильность спроса и предложения энергоресурсов в мире в 2022 году повлияла на долгосрочные годовые прогнозы основных энергетических агентств. Согласно приведенному обзору различных сценарных прогнозов ожидается, что доля использования традиционных источников энергии в мировом энергобалансе, к которым в первую очередь относятся нефть и уголь, продолжит свое снижение. Одновременно будет происходить снижение темпов увеличения концентрации СO2 в атмосфере благодаря расширению экологизации технологий промышленного сектора в развивающихся странах. Успешная реализация действующих стратегий по снижению выбросов СO2 развитыми и развивающимися странами не вызовет значительных структурных изменений в устоявшейся мировой структуре потреблении энергии. Все это определяет использование более решительных мер, которые должны быть реализованы на уровне национальной политики отдельных стран для достижения ключевых стратегических целей устойчивого развития по снижению использования доли традиционных источников энергии и достижению целей по секвестрованию углеводородного следа. Базовым фактором сохранения текущего вектора трансформации энергетики в мире является готовность стран к восстановлению своих национальных экономик в постковидный период и после энергетического кризиса 2020–2022 годов. Причем это восстановление должно идти не только на основе уже принятых климатических стратегий: необходимо учитывать и возможности расширения перечня доступных мер поддержки, направленных на устойчивое развитие. В том числе это меры по стимулированию использования различных видов ВИЭ, которые характеризуются низкой углеродоемкостью.

Пандемия коронавируса все еще остается важным фактором развития мировой экономики и оказывает значительное влияние на ее энергетический сектор. Несмотря на продолжающиеся кризисные процессы в экономике, восстановление национальных экономик идет опережающими темпами, что определяет скачкообразный рост спроса на энергоресурсы. Эти скачки спроса происходят на фоне технических сбоев в работе мощностей на основе традиционных ресурсов и ограниченного прироста генерации на базе ВИЭ, которую сдерживают последствия ковидных ограничений и логистические проблемы, вызванные прерыванием цепочки поставок оборудования из КНР. На спрос также оказывают заметное влияние и неблагоприятные погодные условия, связанные с глобальными изменениями климата, препятствующие ритмичной работе ветроустановок и солнечной генерации.

Дисбаланс спроса и предложения на ископаемое топливо привел к значительному повышению цен на всех рынках топлива. Обвал на рынке природного газа распространился и на смежные энергетические рынки. Высокие цены на природный газ влекут за собой там, где технологически возможно, переход к использованию более дешевого топлива (нефть и уголь). Причем это характерно не только для энергорынка стран ЕС, но и для рынков развивающихся стран во всем мире. Описанные тенденции безусловно сдерживают реализацию планов, заданных национальными климатическими стратегиями. Очевидно, что осуществление глобальной трансформации энергетики в рамках концепции «энергетического перехода» требует значительно больше усилий, чем считалось ранее.

Государственная поддержка во время энергетических кризисов, вызванных пандемией коронавируса, а также отложенный спрос позволили промышленности избежать стагнации. Подобная тенденция восстановления экономик в краткосрочной и среднесрочной перспективе предполагает рост объема выбросов СО2 не только от промышленного и транспортного сектора, но и от электрогенерации в целом. Однако этот рост не будет трансформироваться в долгосрочный тренд.

В 2021 году в электроэнергетическом секторе было произведено 13 Гт выбросов CO2 – более одной трети общемирового объема выбросов, связанных с энергетикой. К 2030 году МЭА прогнозирует снижение роста выбросов СО2 в мире. Так, в рамках базового сценария (STEPS) объем ежегодных выбросов углекислого газа от производства электроэнергии сократятся более чем на 10 % к 2030 году и примерно на 40 % к 2050 году.


1.      Энергокризис на фоне пандемии COVID-19

Во время системного кризиса, вызванного пандемией COVID-19, большинство стран были вынуждены использовать фискальные инструменты для оказания поддержки производителям и потребителям различных секторов экономики и в особенности энергетического сектора. В отчете, представленном коллективом авторов из Аналитического центра при Правительстве РФ, отмечено, что в 2021 году примерно 2,3 трлн. долл. выделено на восстановление экономики энергетического сектора, причем 0,4 трлн. долл. из них непосредственно на развитие низкоуглеродной энергетики. При этом к 2023 году должно быть гарантировано 70 % финансовой поддержки «зеленой» энергетике, что в краткосрочной перспективе скажется на привлечении дополнительных инвестиций частного сектора. С учетом упомянутых факторов были скорректированы прогнозы ведущих энергетических агентств по ожидаемой структуре потребления первичной энергии до 2050 года. Так, активное восстановление экономической активности после прохождения пиковых показателей заболеваемости коронавирусом в начале 2022 года привело к пересмотру ранее сделанных оценок общемирового потребления энергии.

Таким образом, нынешний энергетический кризис ставит перед всеми странами мира новые задачи по реализации ранее обозначенных целей достижения углеродной нейтральности. Эффективность предлагавшихся ранее климатических мер и стратегий снизилась из-за энергетического кризиса и в условиях последствий пандемии коронавируса. Это снижение обусловлено отложенным спросом на энергоресурсы и ускоренным восстановлением промышленного сектора и экономик стран. Чтобы изменить ситуацию, государства могут расширить список инструментов для поощрения сокращения выбросов CO2 и разработки источников энергии с низким, нулевым и даже отрицательным уровнем выбросов. Однако не все регионы мира и страны готовы к энергетическому переходу из-за бурного роста населения и развития промышленности и транспорта.

Мировая экономика имеет 12-летний цикл ожидаемых рецессий, в т. ч. и падение всех показателей в 2020–2022 годы. Так что сегодняшние кризисные события – это не «черный лебедь», а вполне прогнозируемое явление цикличности всех социоприродных событий. Согласно данным мониторинга Международного валютного фонда (www.imf.org) к концу 2022 года, ВВП стран мировых лидеров экономического развития восстановился и практически достиг своих докризисных объемов, что повлекло и восстановление спроса на энергетические ресурсы. Однако события 2022 года, связанные с ростом военно-политической напряженности, оказали негативное влияние в первую очередь на энергетический сектор, вызвав сильную волатильность на рынках энергоресурсов. В условиях беспрецедентного санкционного давления российский энергетический сектор потерял значимую долю свих доходов, но в то же время он смог стать опорой для удержания на плаву всей российской экономики. Согласно представленным в работе нейронным прогнозам, наиболее реалистичным сценарием развития мировой экономики является сохранение устойчивого спроса на отечественные углеводороды до 2035 года. В этот период доходы от энергетического сектора должны быть направлены на повышение эффективности производства и диверсификацию бизнеса энергетических компаний.

2.      Новая роль энергии

Новая многомерная реальность, новое качество информационных потоков, искусственный интеллект и, наконец, меняющаяся на глазах человеческая природа требуют размышлений и о новой роли, а, возможно, и о новых формах энергии в жизни человека. Само понятие «энергия» приобретает новый смысл и наполнение, определяемое вызовами кризисных периодов человеческой цивилизации.

Если отталкиваться от традиционного физического определения энергии как меры оценки перехода движения материи из одних форм в другие, то сегодня с уверенностью можно говорить о возрастании роли «виртуальной энергии» в жизни человека и общества. Ведь обработка больших массивов информации, развитие беспилотного транспорта и автоматизированных систем управления, создание дополненной реальности, виртуальных миров, криптовалют требует все большего количества энергии.

Так, по оценкам исследователей Кембриджского центра альтернативных финансов, только энергетические затраты на майнинг самой популярной в мире крипто-валюты – биткоина – по состоянию на декабрь 2022 года составили порядка 0,41 % от мирового потребления электроэнергии и 0,14 % от общего объема потребления первичной энергии (https://ccaf. io / cbeci / index). Такие показатели уже вполне сопоставимы с объемом энергопотребления Швейцарии или Кувейта! А выбросы парниковых газов за счет майнинга биткоина приближаются к уровням выбросов всей традиционной золотодобычи в мире, равным величине около 100 млн т СО2 экв.

Если же принять во внимание, что энергетические затраты на работу центров обработки данных уже составляют более 1 % мирового энергопотребления, то можно оценить суммарные затраты энергии на майнинг всех криптовалют в мире и на работу дата-центров примерно в 2 % мирового энергопотребления. Безусловно, с учетом все большего внедрения систем искусственного интеллекта и телекоммуникационных сетей 5G (а в перспективе и 6G), потребности виртуальной экономики в реальной энергии будут только возрастать.

Если же рассматривать энергию более широко, например, как понятие, включающее духовную или пассионарную энергию общества, то сегодня все отчетливее виден тренд на перераспределение такой энергии общества от преобразования окружающей нас реальности в сторону создания новых виртуальных или дополненных реальностей.

Стоит только задуматься, сколько времени люди сегодня тратят на общение в соцсетях, на создание цифрового контента с целью получения максимального количества «лайков» как символов их признания или самоутверждения. Более того, сегодня люди готовы тратить не только свое время, но и свои реальные деньги и прочие ресурсы, в т. ч. энергетические, на получение разного рода виртуальных бонусов во всевозможных компьютерных играх, которые постепенно эволюционируют в полноценные виртуальные миры со своей валютой, способами получения умений («скиллов») и навыков для т. н. «прокачки» своих виртуальных персонажей. При этом последние живут по особым правилам, которые зачастую сильно отличаются от законов человеческого общества. И многие люди, погружаясь в такие миры, начинают рассматривать их как часть своей реальной жизни, не только проводя в них свое время, но и перекачивая в них свои жизненные ресурсы, по сути, свою жизненную энергию...

Кроме того, растущая атомизация человеческого общества, которую мы наблюдаем в современных пост-ковидных реалиях, требует более разнообразных форм обеспечения энергетических потребностей человека. При этом речь идет не только о растущей популярности децентрализованных и автономных способов такого энергообеспечения, но, по сути, о необходимости энергоинформационного обеспечения каждого индивида. Представляется, что доступ не только к энергии, но, одновременно, к интернету как источнику получения информации, а также различным форматам виртуального общения (соцсети, мессенджеры, виртуальные экосистемы наподобие метавселенных) становится сегодня одним из основополагающих условий для обеспечения устойчивого развития современного общества и преодоления кризисов.

3. Формы кризисной адаптации в условиях глобальных изменений климата

В заключение хотелось бы обратить внимание на характерные как отрицательные, так и положительные новые формы кризисной адаптации в условиях глобальных изменений климата. Интересно, что сторонники антропогенной концепции потепления рассматривали его как благо в контексте общего улучшения сельско-хозяйственных условий, а также предотвращения либо смягчения нового ледникового периода, который должен наступить в будущем.

В данном случае вряд ли можно однозначно говорить о пользе или вреде тех или иных изменений климата, независимо от их причин. Прежде всего отметим, что изменения климата проявляются различным образом в разных природно-климатических зонах. Наиболее сильны изменения климата в высоких широтах. В частности, если в среднем за последние 100 лет темпера-тура воздуха выросла на 10 °С, то, согласно докладу Росгидромета «Об особенностях климата на территории РФ в 2021 году», в России в целом она выросла на 20 °С, в Российской Арктике – на 40 °С, а в экваториальных широтах практически не изменилась. При потеплении идет смещение природных зон в более высокие широты (при похолодании, соответственно, наоборот). Проще говоря, с юга (в Северном полушарии) лес наступает на тундру, а степь наступает на лес. Таким образом, в одних регионах природные условия могут стать более благоприятными (в частности, для ведения сельского хозяйства), чем в других. Например, в России под угрозой засух оказываются основные, самые южные сельскохозяйственные регионы страны. Одновременно центр и север европейской части России, большая часть Сибири и Дальнего Востока оказываются в зоне смягчения природных условий. В арктической зоне России существует также риск деградации вечной мерзлоты и океанического ледового покрова, что может привести к целому ряду отрицательных эффектов; с другой стороны, улучшаются условия для эксплуатации Северного морского пути.

Среди отрицательных эффектов быстрых изменений климата следует назвать рост частоты катастрофических природных явлений (ураганы, лесные пожары, наводнения). Более того, планетарные изменения климата (которые непосредственно зависят от солнечной активности) могут становиться катализатором гражданских конфликтов и войн. Существуют статистические результаты, связывающие, например, исторические вспышки гражданских конфликтов в Африке с годовыми колебаниями местной температуры. Наконец, среди отрицательных последствий текущего потепления называется рост уровня Мирового океана в связи с деградацией ледниковых покрова, что может привести к затоплению обширных населенных территорий. Немаловажную роль в изменениях климата играют механизмы отрицательных обратных связей. В частности, на Земле наблюдается коррелирующий с ростом концентрации СО2 рост биомассы, который к концу текущего столетия может составить 12 %.

Наконец, одним из самых насущных вопросов является выбор стратегии в связи с потеплением – борьбы с ним или приспособлением к нему. Ряд исследований и расчетов показал, что в мировом масштабе стоимость полного перехода к углеродной нейтральности составляет величину порядка 120 трлн. долл. и роста инвестиций в энергетику в 2–3 раза относительно нынешнего уровня. В масштабах России стоимость перехода к безуглеродной экономике составит 400 трлн. рублей и также потребует кратного увеличения инвестиций в ТЭК. Таким образом, реалистичность заявленных планов преодоления актуальных климатических вызовов путем энергетического перехода оказывается под вопросом, что заставляет внимательнее рассмотреть возможности адаптации к климатическим изменениям независимо от их генезиса.

В последнее время все более широкое распространение получают формы кризисной адаптации к новой энергетической реальности, включающие создание карбоновых полигонов и новые возможности по удалению углеродного следа инфраструктурных объектов как от прямых выбросов, так и за счет потребления электроэнергии.

В мире уже получил свою практическую реализацию целый ряд методов достижения отрицательного углеродного следа в окружающей городской среде, в частности, за счет использования 3D-печати зданий и архитектурных элементов городской среды, посадки и восстановления зеленых насаждений в мегаполисах, секвестрация углерода (улавливание углерода в почве), биоэнергетики со связыванием и хранением углерода (BECCS) и прямой захват воздуха (DAC).Строительная отрасль относится к числу крупнейших генераторов парниковых газов, что определяет ее весомый вклад в ускорение процессов глобального потепления. В настоящее время на ее долю приходится порядка 30 % от их общих выбросов атмосферу. Необходимо отметить, что цемент является наиболее «грязным» компонентом строительства с точки зрения оставляемого его производством углеродного следа.

В последнее время технологии аддитивного строительства (3D-печати) привлекают все больше внимания ученых и инженеров во всем мире. Существует значительный и до сих пор не раскрытый потенциал использования технологий строительной 3D-печати, который связан с отказом от существенной доли традиционных строительных процессов и перехода к прямой печати зданий и сооружений. В России это направление успешно развивается на базе НИИ СМиТ НИУ МГСУ, который является ведущим отечественным центром компетенций в области внедрения новых материалов и технологий в строительстве. На рис. 3 показан портальный строительный 3D-принтер, реализующий принцип аддитивного строительного производства, который позволяет автоматизировать укладку бетонной смеси без использования опалубки, что обеспечивает возможность отказа от наиболее трудоемких операций в строительстве. Переход к использованию аддитивных технологий в строительстве минимизирует использование ручного труда и позволяет сократить потребность в рабочей силе на этапе возведения бетонного каркаса зданий и сооружением до двух операторов строительного 3D-принтера. Существующий опыт использования строительных 3D-принтеров в малоэтажном строительстве показывает, что принцип аддитивного строительного производства позволяет до 30 % сократить материалоемкость и до 80 % продолжительность строительно-монтажных работ (без учета отделки) по сравнению с традиционными технологиями строительства с применением монолитного или сборного железобетона. В качестве печатного материала для 3D-печати может использоваться относительно недорогая смесь мелкозернистого бетона на основе цементного вяжущего. В процессе 3D-печати используется только необходимое количество строительного материала, а его перерасход практически исключается.

Возможности 3D-принтера позволяют печатать малые архитектурные формы элементов городской среды и конструктивные элементы здания для последующей сборки на стройплощадке. Технология строительной 3D-печати обладает очень хорошую перспективу, чтобы стать долгожданным драйвером цифровизации строительной отрасли и обеспечить кратное повышение производительности труда в строительстве за счет автоматизации производственных процессов.

В настоящее время в России технологии строительной 3D-печати находятся в начальной стадии своего развития по сравнению с крупномасштабными проектами внедрения 3D-печати в Саудовской Аравии, Арабских Эмиратах и Китае.

Первый в России двухэтажный жилой дом площадью 160 м2, построенный на основе технологии строительной 3D-печати, появится в городе Уфе.

Этот проект нельзя считать серьезным прорывом в международном контексте, но его успешная реализация позволит со временем масштабировать опыт применения новых технологий и даст импульс к их дальнейшему развитию на отечественной производственной и материальной базе.

Объект с подведенными коммуникациями полностью готов для комфортного проживания. Проект строительства домов этого типа реализован как инновационная бизнес-идея в коллаборации ряда российских молодых быстро развивающихся стартап-компаний совместно с НИУ МГСУ и при участии Архитектурного строительного института Уфимского государственного нефтяного технического университета (АСИ УГНТУ).

4.      Выводы

Энергетический кризис, пандемийные волны и глобальные изменения климата оказывают свое влияние на большую часть населения планеты. Пандемия стала «знамением свыше», сломавшим привычный уклад жизни всего населения Земли, не только «встряхнувшим» человечество, но определившим новый, до сих пор неизвестный путь развития нашей цивилизации. Очевидно, что этот путь уже не будет преимущественно основан на экономической доминанте и товарно-денежных отношениях. На первый план должны выйти человек, его здоровье и достижение гармонии с окружающим миром, которое невозможно без решения энерго-климатических проблем, усугубляющихся с ростом населения Земли. Одним из главных цивилизационных изменений, к которому нас подтолкнули нынешние кризисы, является нарастающая виртуализация человеческого общения и хозяйственной деятельности. Важным следствием этого процесса является увеличение многомерности и информатизации окружающей нас действительности и перенос многих привычных сфер социально-экономической, политической и культурной жизни в «виртуальный» цифровой формат.

Дополненная реальность, искусственный интеллект, оцифровка, виртуализация и компьютеризация всех сфер нашей жизни влекут за собой не только риски, но и определенные новые возможности. По сути, кризисные процессы ускорили переход к формированию ноосферы именно в том исходном понимании, которое дал этому термину его автор академик Вернадский. Его идея состоит в определении ноосферы (сферы разума) не только как высшей силы в развитии земной биосферы, но и как главного источника поддержания ее гармонии и ее жизненного потенциала. В этой связи появление новых информационных, энергетических, архитектур-но-строительных и бионических технологий с применением искусственного интеллекта создаст принципиально новые возможности для человеческой цивилизации и поможет найти ответы на вызовы энерго-климатических кризисов.

Двойственность отношения к исторической городской застройке

Рассматриваются последствия уменьшения контроля за согласованием архитектурно-градостроительного облика объектов капитального строительства российских городов. Новая практика, упрощающая процедуру согласования, позволит снизить расходы застройщиков, однако без учета мнения специалистов и горожан она спровоцирует массовое тиражирование непривлекательных штампов, агрессивно стирающих следы архитектурной идентичности. С учетом непрекращающейся урбанизации в крупных городах России можно прогнозировать превращение единичных объектов исторической застройки в архитектурно-маргинальные образования, вытесняемые бесконтрольной застройкой, что приводит к разрушению целостности восприятия архитектурного пространства городов, потере значимых ландшафтных компонентов.

Текст: Ольга Воличенко, Татьяна Цурик

Если мы не избавимся от нашей зависимости от реальной и признанной архитектуры как способа мышления по всем вопросам, от политических до самых практических, не освободимся от вечности, чтобы размышлять о непреодолимых и неотложных новых проблемах, таких как бедность, исчезновение природы, то архитектура, возможно, не доживет до 2050 года.

Рем Колхас. Приветственная речь лауреата Притцкеровской архитектурной премии 2000 года

Введение

Экономические и политические кризисы ставят перед архитекторами задачи, осмысление которых приводит к созданию тех или иных градостроительных программ развития, так как именно архитектурно-градостроительная среда, как лакмусовая бумага, проявляет и обнажает критическую ситуацию во всей ее неприглядности. Теоретик искусствоведения аббат ордена иезуитов Марк-Антуан Ложье в своем трактате «Опыт архитектуры» рассматривает проблему несостоятельности средневековой планировочной структуры в Париже XVIII века – с узкими улицами в центре города, застроенными многоэтажными зданиями, в которых обитали бедняки. Антисанитария районов – отсутствие канализации, большая плотность жилой застройки, недостаточная проветриваемость и нехватка солнечного света – приводили к регулярным вспышкам эпидемий, которые охватывали весь город. Социальные и экономические проблемы провоцировали постоянные мятежи и бунты в столице. Аббат Ложье предлагает градостроительную концепцию выхода из кризиса: «Нужно смотреть на город как на лес. Его улицы – те же дороги, которые следует проложить в лесу. Красоту парка составляет множественность, прямизна и ширина дорог». Данный тезис, взятый в XIX веке на вооружение бароном Жоржем Эженом Османом, определил на многие годы подход к исторически сложившейся ткани города. «Прорубка просек» – прокладывание и расширение улиц, невзирая на то, сколько «деревьев» – исторических зданий встанет на пути маршрута, – приводила к массовому уничтожению кварталов старых зданий не только по всему Парижу, но и во многих городах Европы. Решая необходимые проблемы реконструкции средневековых городов, в соответствии с потребностями нового времени – эры капитализма, мир потерял уникальные архитектурные сокровища прошедшей эпохи.

Именно тогда сформировались две точки зрения на город, каждая из которых имеет своих приверженцев, свое теоретическое и концептуальное обоснование. С одной стороны – горячие защитники сохранности аутентичности центральных районов исторического города, его зданий, ансамблей, улиц, камерных пространств площадей и скверов, тактильной и духовной атмосферы прошлого. Им противостоит большинство, поддерживаемое интересами бизнеса, стремящегося занять привлекательные участки городского ядра для своих целей. Тезис «город – это живой, постоянно изменяющийся и обновляемый организм. Точно так же, как обновляется природа, должны обновляться города» – служит девизом для данной точки зрения. Известный голландский архитектор и урбанист Рем Колхас прямо заявлял: «Сожаление по поводу отсутствия истории – утомительный рефлекс. В нем проявляет себя негласный консенсус, предполагающий, что присутствие истории всегда желательно. Но кто сказал, что так оно и есть? Город – это плоскость, наиболее эффективным образом заполненная людьми и процесса-ми, а присутствие истории в большинстве случаев только снижает эту эффективность».

Экономические и политические проблемы, обострившиеся в начале ХХ века, по замыслу Ле Корбюзье могла решить новая модель города. Идея реконструкции городов на принципах модернизма предусматривала создание широких магистралей, обширных общественных пространств, современных жилых кварталов с оазисами зелени, доступных для всех слоев населения. Основные мероприятия по пространственной реабилитации проводились с целью оздоровления среды старых городов. Для этого разрушались исторические районы с «узкими извилистыми улицами без вентиляции и света, с чудовищными условиями жизни, становившимися очагами политизации рабочих, ликвидировались символические пространства старого города». Проекты Ле Корбюзье по реконструкции Барселоны «Новая Барселона» и Парижа «План Вуазен» радикально решали социальные проблемы, предлагая новые пространства на месте уничтоженных старых. Идеи не были осуществлены, но стали глобальными программными манифестами для осуществления реконструкции городов и формирования отношения к ценности исторического архитектурного наследия.


Амбивалентность архитектуры

Еще в XVIII веке теоретики определили две прямо противоположные полярные позиции, по которым оценивают красоту города и путешественники, впервые посетившие его, и горожане, постоянно проживающее в нем, – во-первых, с точки зрения монументальности его архитектурных памятников, во-вторых, с позиции практичности, удобства и безопасности. Сложно найти однозначный ответ на вопрос, какая из этих позиций является более приоритетной: безликий, безопасный город с широкими улицами и примитивной застройкой вряд ли будет привлекателен как с точки зрения его жителей, так и туристов. Необходимость установления баланса между этими двумя критериями городской красоты – удобный город с развитой городской инфраструктурой и комфортной средой проживания, сохранивший в то же время разнообразную и разновременную историческую застройку – фокус его самобытности, идентификации и притяжения, – превращается в важную градостроительную задачу. Анализируя значимость исторической среды города и памятников архитектуры, можно сделать вывод, что, с одной стороны, памятник (его состояние, вид, использование и т. п.) является отражением существующей власти, а с другой – существует как объект памяти – временной и пространственный ориентир – своеобразная точка отчета, которая нужна изменяющемуся городу при создании своей истории.

Двойственность подхода к историческому наследию города становится настоящей проблемой, приводит к стиранию исторической памяти, культурной самоидентификации регионов, медленному разрушению, а затем сносу архитектурных памятников. Декларируемые архитекторами цели: «<...> на всей территории Российской Федерации находятся материальные, возведенные нашими предками свидетельства России над многими историческими трудностями, и эти памятники и древние города должны быть не только сохранены, но на их основе нам следует создать многоуровневое пространство смысла, выражающее национальную идентичность нашей великой страны», разбиваются о следующие факторы:

– амбиции инвесторов и застройщиков, для которых важно получение максимально быстрой экономической выгоды;
– отсутствие процедурного протокола, выстраивающего и выравнивающего систему отношений между населением, архитекторами и бизнесом;
– законодательство, поддерживающее проекты, разработанные и выполненные по минимальной стоимости, что препятствует реализации лучших архитектурных решений;
– сокращение процедуры согласования и перечня обязательных документов, что позволяет застройщикам в регионах оптимизировать затраты и время на подготовку необходимой документации для получения разрешения на строительство;
– отмену процедуры согласования архитектур-но-градостроительного облика объектов строительства практически во всех городах России (кроме Москвы, Санкт-Петербурга и Севастополя).

Новые поправки в градостроительные и архитектурные нормы, которые вступят в действие с 2023 года, еще более усложнят положение в регионах, поставив под угрозу уничтожения историческую среду: «Без надзора архитекторов застройщики смогут строить, не обращая внимания на сложившуюся застройку – без внимания к архитектуре, архитектурному наследию и окружающей среде».

Можно выделить ряд причин и обстоятельств, повлиявших на формирование системы взглядов на пространство исторического города в нашей стране. В мировой архитектурной практике накоплены многочисленные примеры гармоничного включения исторической застройки в городскую среду в связи с тем, что поддержание в надлежащем виде памятников архитектуры приносит доход в городскую экономику, увеличивает туристический поток, сохраняет идентичность городов и поддерживает стилевую целостность и гармонизацию городской застройки. В то же время российские реалии демонстрируют отсутствие единства по каждому из указанных тезисов.

Городская экономика

Неоднозначность отношения к историческим средовым фрагментам реализуется в том, что фокус обсуждений специалистов различной направленности смещается в зависимости от того, с какой точки зрения оценивается город – как совокупность природных, архитектурных и человеческих ресурсов и возможностей или как механизм получения прибыли в условиях рынка. На первый взгляд, здесь нет противоречия, так как сложившиеся на городской территории культурно-исторические связи и практики представляют собой общественное достояние, а город – это посредник экономической, политической, социальной и экологической динамики.

Процессы, происходящие в современных городах, демонстрируют разнообразие практик, с одной стороны, использующих городские пространства для экономической выгоды, с другой – реализующих коллективные способы взаимодействия сообществ, ориентированных на общее благо. Во многих городах России эти процессы оказываются зачастую противоположными друг другу, несмотря на то что «в этой логике человек не существует без го-рода, без культуры и формирует себя в соответствии с масштабом окружающего его пространства». Задача соблюдения баланса между сохранением старого и созданием нового превращается в дихотомию: либо новая застройка, либо теряющие эстетический облик исторические сооружения.

Свидетельством того, что доходность города связывают в основном с новостройками, стало современное состояние российских городов в результате планомерного разрушения исторической городской среды в интересах развития рынка жилищного девелопмента, приносящего максимальную прибыль в городскую казну. В то же время снос исторических объектов рассматривается как покушение на общественное достояние и провоцирует возникновение конфликтов между градозащитниками и застройщиками. Указанные противоречия формируют поле дискуссий между представителями гуманистического мышления, отстаивающими право горожанина на человеческий масштаб застройки и поддержание неизменности исторических центров, и девелоперами, транслирующими идею трансформации городской среды в целях развития городской экономики, считающими «места памяти» проблемными зонами (рис. 5).

Стоит отметить, что заявленная проблема по-разному проявляется в российских городах. Анализ современной градостроительной политики выявляет стратификацию городской жизни в зависимости от численности населения и административного значения города. В отношении столичных городов сохраняется практика обсуждения и согласования архитектурно-градостроительного облика объектов капитального строительства, однако российские региональные центры зачастую оказываются вне этой дискуссии, а право принятия решения в отношении облика городских пространств отдается застройщикам.

Городская идентичность

Достаточно остро стоит задача сохранения идентичности российских городов, особенно тех, чья градообразующая деятельность зависела от развития предприятий промышленности, обусловивших рост численности населения и увеличение плотности застройки. Общей проблемой для них стала единообразная градостроительная система, типовая архитектура, деградация окружающей среды. Если описывать архитектурное пространство в категориях семиосферы, где архитектура как один из языков культуры создает модель мироздания, «матрицу», имеющую особенности в каждой культуре, то эпоха модернизма последовательно стирала следы уникальности, уничтожая специфические черты российских городов. Результатом промышленной урбанизации стало преобладание эклектичной застройки, поэтому, оставаясь вместилищем коллективного опыта пространственной деятельности, города утратили исторические доминанты материального наследия, сохранив частичные фрагменты исторической застройки, зачастую находящиеся в аварийном состоянии. В этих условиях сложно говорить о едином архитектурном ландшафте городских пространств.

Исторические жилые кварталы или здания, обогащающие пространственный текст города, часто находятся в ветхом или аварийным состоянии, с отсутствием необходимого инженерного оборудования, и, сохраняя следы ушедших эпох, они лишены требований современного комфорта.

Сохранение идентичности городской среды может быть, таким образом, решено только с использованием эффективных приемов – от смягчения визуальных контрастов до разработки проектов комплексной реконструкции. Совместное сосуществование исторических памятников и новых объектов может создавать целостность городской среды при сохранении композиционного единства и ансамбля города, что наглядно демонстрируют примеры сосуществования через многослойность «обеспечения композиционно-художественной связи между новой застройкой и историческими зонами». Очевидно, что в этой плоскости также лежит вопрос о создании неповторимого облика города. Его уникальность создается не столько обеспечением усредненных показателей комфортной городской среды, сколько сохранением мест, в которых возможно перемещение в пространстве и времени.

Городская целостность

Поддержание гармоничной целостности и стилевого единства городских пространств выявляет много проблемных зон, связанных с наличием разнонаправленных интересов, с одной стороны, российских специалистов, в том числе архитекторов, и заказчиков и представителей власти – с другой. При этом архитектурное сообщество в регионах не имеет реальных рычагов воздействия на принятие важнейших решений о судьбе архитектурных памятников, что отражает общую логику его развития в нашей стране.

Архитектурная теория и практика изменили в ХХ веке характер городского пространства. Переход от классической концепции «города-текста» с реминисценцией исторического наследия в каждом объекте к городу «мета-тексту» с жесткой регламентацией функциональных зон, а затем к постепенному разрушению ценности физического пространства города, его связей и значимых объектов, сводимых к «узловым точкам-пространствам» носит объективный характер и стал реально-стью во всех городах мира, независимо от локализации. Вместе с тем в нашей стране архитектурное сообщество, начиная с совместного постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «О преодолении излишеств в архитектуре и строительстве» в 1955 году, ускорило процессы распространения невыразительной, штампованной архитектуры, где, наряду со строительством блочно-панельных пятиэтажек, распространялась практика уничтожения архитектурных памятников прошлого. Под борьбу с излишествами попали ансамблевость и выразительность архитектурной среды, а результатами стали однообразные, безликие здания и микрорайоны по всей стране.

Отказавшись от классики и стремясь воплотить идеи модернизма, архитекторы способствовали распространению и утверждению идеи о несовременности и отсталости проявлений в архитектуре исторических образцов, которые выступали скорее рудиментами, чем уникальными историческими объектами. В то же время городской ландшафт значительно пострадал от уменьшения озелененных пространств, в результате чего проявились экологические проблемы городов. «Городской пейзаж является предметом различных вмешательств, особенно обострившихся в борьбе за свободу выражения, возникших благодаря новым материалам и конструктивным методам». Отсутствие развитой городской культуры с ее ценностями плюрализма, партиципации, сбалансированности интересов приводит к разрыву между архитектором и социумом, превращая его в посредника между властью и предпринимательскими слоями общества. В то же время стоит отметить, что «процессы трансформации городской среды, как ответ на изменяющиеся условия общества, совершаются независимо от нашего желания или административных ограничений. Они могут проходить неуправляемо, стихийно или в русле программных перспективных планов развития города, направленных на создание гармоничной предметно-пространственной среды, отражающей национальную культуру региона».

Заключение

Сформировавшиеся на протяжении исторического развития города его планировочная структура и застройка, с одной стороны, безусловно, являются материальным свидетельством прошлого и культурной ценностью для будущих поколений. С другой стороны, двойственность отношения к ним определяется проблемами развития исторических центров города – снижением уровня комфорта по сравнению с новыми районами города. Историческая планировка с узкими улицами не в состоянии удовлетворительно обеспечивать современные транспортные потребности, а историческая застройка требует подбора новых функций и реконструкции.

Согласование требований развития городской инфраструктуры с задачами сохранения исторической уникальности архитектурно-градостроительной среды и художественно-эстетического образа для большинства российских городов остается проблемой, которую муниципальные власти предпочитают игнорировать. В последние годы в погоне за массовым увеличением строительства доступного жилья продолжается тиражирование безликих проектов, планомерно уничтожающих целостность исторической среды, нарушающих визуальное единство, разрушающих сложившийся выразительный силуэт города и живописные видовые панорамы. Становится явным кризис архитектурной профессии и снижение роли архитектора на фоне прогрессирующей тенденции к примитивизации массовой застройки, направленной на производство как можно большего количества квадратных метров для получения максимальной экономической выгоды. Художественно-эстетическая составляющая проекта, осмысление контекста места строительства становятся вторичным и отбрасываются как лишний фактор. Архитектурная деятельность отделилась от сферы искусства, став придатком технической сферы. Отсутствие механизмов в виде единых архитектурно-градостроительных стандартов, транслирующих и регулирующих общие ценностные критерии формирования городского пространства на всей территории России, порождает и закрепляет распад культурной памяти, а значит, и городской идентичности.

Топонимическая реставрация и медиатекст как маркер кризиса городской идентичности

Современный медиатекст рассматривается как один из признаков кризиса городской идентичности. В Иркутске с 1960-х годов существовало активное общественное движение по сохранению культурных памятников. Значение исторических топонимов для городской идентичности общепризнано в профессиональной и культурной среде. Это дало возможность манифестирования темы топонимической реставрации. Волна частичной топонимической реставрации 1990-х годов в исторических российских городах была полностью проигнорирована иркутскими властями, а вне ее рамок были произведены лишь отдельные конъюнктурные переименования годонимов. В современных кризисных процессах медиа посредством медиатекстов выступают идентификаторами, маркерами кризиса, информаторами, производителями конфликтов, пространством кризисных проявлений и средой распространения конфликта.

Текст: Александр Гимельштейн, Ирина Гимельштейн

Исторический Иркутск, старейший русский город Байкальской Сибири, казалось бы, обладает полным набором ценностей, обеспечивающих городскую идентичность, особость, непохожесть. Однако обратимся к критериям, с помощью которых Н. Анисимов предлагает измерять городскую идентичность:

– общность городского сообщества (насколько единым является видение горожанами своего прошлого, настоящего и будущего, связанного с городом);
– уникальность города (представления горожан об общей степени уникальности города, его общих и особых черт);
– восприятие города «вне контекста» (в отрыве от нации, страны, региона);
– уровень положительной оценки (уровень городского патриотизма, интерес к городской культуре и истории);
– реализованный практический потенциал идентичности (наличие положительных примеров реализации общегородских проектов).

Применение вышеназванных инструментов дает основание для вывода о кризисе городской идентичности в Иркутске. А так как уникальная топонимика является важнейшей частью уникальности города, мы имеем возможность подтвердить этот вывод анализом событий 2016 года, названных масс-медиа «иркутской топонимической войной».

Топонимические памятники организуют культурно-историческое пространство, в котором бытуют, подчеркивают его уникальность и своеобразие, обеспечивают историческое преемство, свидетельствуют о древности и историчности окружающей их среды, фиксируют события, запечатлевают утраченные городские объекты, особенности рельефа, имена и занятия жителей.

В 1920 году в Иркутске заменены 70 из 185 топонимов – десять имен площадей и предместий и 60 названий улиц. В дальнейшем эти изменения продолжились. Массовые переименования шли в это время по всей стране – победители закрепляли имена своих героев и свои идеалы в местных топонимах. Тем самым страница, связанная с дореволюционными названиями городских объектов, была перевернута.

В 1934 году произведено 25 переименований, в 1940-м – еще 58.

Стоит отметить, что для многих губернских, да и уездных городов до прихода советской власти была характерна оригинальная топонимика. Специфической особенностью Иркутска были купеческие топонимы. Конечно, такая практика свойственна не только нашему городу, потому что нередко наименование улицы шло от собственника крупного магазина. В Иркутске тоже такое случалось, но чаще это были «наградные» названия. Иркутское купечество славилось своей филантропией. Средства, которые они отправляли на благотворительные цели, выделялись, как правило, не на меценатство – поддержку культуры, искусства и науки, а на дома призрения, учебные заведения и социальные нужды. У нас есть некая недооценка масштабов благотворительности той эпохи, несравнимых с современными объемами спонсорства. Среди иркутских купцов были те, кто потратил на благотворительные цели миллион рублей, когда стоимость одного пуда (16 кг) муки была 36 копеек ассигнациями. Подобная практика поощрялась императорским правительством. За благотворительную деятельность купцов награждали орденами и высокими чинами по Табели о рангах, а городское сообщество называло в их честь улицы. Таких улиц было множество, что и образовало иркутскую «особость», поскольку такая топонимика была абсолютно оригинальной.


Советский Иркутск после 1920 года строился и расширялся, а значит, советская топонимика появлялась и естественным порядком. Так, улицы в Поселке энергетиков назывались в честь энергетиков. Как и по всей стране, в нем стали появляться улицы, названные в честь ученых, писателей, деятелей искусств. Все это сформировало советскую топонимику, в которой были интересные элементы, и, безусловно, она также имеет настоящую историческую ценность.

Если говорить о топонимической реставрации (именно этот термин здесь будет наиболее уместен), то ее резонно применять исключительно к историческому центру столицы Прибайкалья. Именно здесь исторические названия являются памятниками истории и культуры. Существует масса законодательных актов, защищающих памятники архитектуры, но, к сожалению, отсутствует законодательство, охраняющее топонимические памятники.

В Иркутске с 1960-х годов существовало активное общественное движение по сохранению культурных памятников. Проблематика городской идентичности допускалась даже подцензурной советской прессой, воспринимаясь как культуроведческая. Значение исторических топонимов для городской идентичности общепризнано в профессиональной и культурной среде. Это создало условия для сравнительно раннего манифестирования темы топонимической реставрации. Историки, краеведы, деятели культуры пришли к концу XX и началу XXI века с определенной общей идеей восстановления ряда исторических топонимов. Но волна частичной топонимической реставрации 1990-х годов в исторических российских городах почти полностью проигнорирована иркутскими властями. Прецедент, однако, был создан: предместью Марата возвращено название «Знаменское». Но решение являлось очевидной уступкой инициаторам – деятелям иркутской культуры и было реализовано обдуманно формально, без отражения в улично-адресной и транспортной сети и оповещения жителей.

В 1996 году Борис Говорин, возглавлявший одновременно Думу и администрацию города Иркутска, инициировал и провел решение городской Думы «в целях увековечивания памяти ныне здравствующих Героев Советского Союза – иркутян», переименовать к празднику русской духовности и культуры «Сияние России» (3–6 октября т. г.) улицы:

– 1 Летчиков в улицу имени Героя России П. Д. Егорова;
– Ново-Ямскую в улицу имени Героя Советского Союза В. П. Лызина;
– 5 Советскую в улицу имени Героя Советского Союза Б. А. Пискунова;
– Приморскую в улицу имени Героя Советского Союза В. М. Безбокова.

К рассматриваемой проблеме это решение прямо не относится, но имеет значение, поскольку многолетним (и ложным) аргументом в оппонировании городских чиновников топонимической реставрации были якобы крайне значительные расходы по переименованию улиц. Эта риторика применялась для противодействия изменениям до середины 2010-х годов, реальный (и практически бесплатный в реализации) опыт 1996 года никогда не артикулировался. Дальнейшая трансформация местного самоуправления отнесла вопросы наименований / переименований элементов городской инфраструктуры к исключительным полномочиям главы администрации. Об отношении к проблеме мэра Иркутска Владимира Якубовского, сменившего Бориса Говорина, говорит нижеследующее: в качестве заместителя председателя Комиссии по топонимике при администрации города один из авторов этой статьи (А. Гимельштейн) 23.01.2003 года официально обратился к В. В. Якубовскому с письмом, в котором, в частности, отмечалось: «<...> Процесс возвращения улицам исторических наименований требует осторожности и такта. Я полностью поддерживаю сдержанность подходов к этой проблеме мэра города Иркутска. Однако в начале 21 века три центральные иркутские улицы носят имена террористов – убийц. Думаю, что ни одна политическая сила, в том числе левой части политического спектра, не сможет назвать этих людей по-другому. <...> даже партийным идеологам было некомфортно превозносить деяния террористов – народовольцев. Это привело к тому <...>, что имена самих убийц – <...> Каракозова, Рысакова и Гриневицкого не были «впечатаны» в названия улиц, а организаторы покушений – Желябов, Перовская, Халтурин были удостоены подобной чести.

В случае вашего согласия с вышеизложенным, полагал бы целесообразным, чтобы инициатива в этом вопросе принадлежала мэру, а общественность Иркутска, без сомнения, поддержит главу местного самоуправления в возвращении исторических наименований улиц – Большая Трапезниковская (Желябова), Матрёшинская (Софьи Перовской) и Медведниковская (Халтурина) <...>». Ответа на обращение не последовало.

Следующий избранный мэр Иркутска, Виктор Кондрашов, несколько раз публично объявлял о намерении вернуть ценные исторические топонимы, в частности, улица Адмиралтейская (ныне Сурнова). В поддержку топонимической реставрации выступал Благотворительный фонд «Наследие Иркутских меценатов», возглавляемый женой мэра. Однако пятилетняя каденция Кондрашова была завершена без решений по топонимической реставрации.

После избрания в 2015 году Думой Иркутска мэра Дмитрия Бердникова городская комиссия по топонимике предложила ему рассмотреть возможность возвращения ценных исторических топонимов по достаточно ограни-ченному списку:

Большая (Карла Маркса)
Амурская (Ленина)
Тихвинская (Сухэ-Батора)
Баснинская (Свердлова)
площадь графа Сперанского (сквер Кирова)
Арсенальская (Дзержинского)
Адмиралтейская (Сурнова)
Трапезниковская (Желябова)
Шелашниковская (Октябрьской революции)
Луговая (Марата)
Пестеревская (Урицкого)
Иерусалимская (4-я Советская)
Преображенская (Тимирязева)
Благовещенская (Володарского)
Чудотворская (Бограда)
Матрёшинская (Софьи Перовской)
Медведниковская (Халтурина)
Саломатинская (Карла Либкнехта)
Успенская (Плеханова)
Котельниковская (Фурье)
Ланинская (Депутатская)
Русиновская (Лебедева-Кумача).

В мае 2016 года в Иркутске начался острый конфликт, связанный с постановлением мэра города, принятом по инициативе городской комиссии по топонимике. Был выпущен пакет решений о возвращении улице Бограда имени Чудотворская, присвоении скверу у здания компании «Востсибуголь» наименования «Тихвинский», площади, расположенной у правительства Иркутской области, – имени графа Сперанского, а также переименовании остановки «Гостиница Ангара» в «Площадь Графа Сперанского».

Носило ли возвращение дореволюционных названий идеологический характер? Являлось ли очередным этапом борьбы «белых» и «красных»? Во всяком случае, когда вышеупомянутый пакет решений был принят, «левой» стороной политического спектра он был воспринят исключительно так. Принятые решения вызвали резкую реакцию КПРФ, которая в то время находилась у власти в регионе. Прошел специальный пленум обкома КПРФ (4 июня 2016), который выдвинул категорическое требование:– Отменить постановление о переименовании ул. Бограда.– В дальнейшем все решения о переименовании принимать только по результатам волеизъявления жителей (через референдум или общее собрание).– Распустить дискредитировавшую себя комиссию по топонимике и создать новую из профессионалов и представителей общественности, с уважением относящихся к мнению граждан.

Мэрия областного центра не поддалась давлению. Все решения устояли.

Спецификой рассматриваемого конфликта является то, что он имел ограниченный масштаб публичных действий: несколько попыток проведения пикетов и митингов по инициативе движения «Суть времени» не стали событием даже в точках дислокации активистов. Одновременно уровень участия в этом конфликте местных и федеральных цифровых медиа, их деятельностный интерес и выраженная позиция были настолько велики, что сформировали парадокс: медиа назвали «топонимической войной» существо происходящих событий, в то время как правильнее было отнести этот хлесткий термин к дискурсу, сформированному самими цифровыми медиа.

В «медиавойне» приняли участие цифровые ресурсы: ИрСити.ру, ИА «Альтаир», ИА «Ирк.ру», БайкалИнфо, ИА «Красная весна», Иркутск Ньюс, Бабр.ру, ИА «Телеинформ», КП.ру, РГ.ру, Благовест-инфо, Ирк.АиФ.ру, ПримаМедиа.ру, РИА «ФедералПресс», Тайга-Инфо, Легитимист.ру, ВСП.ру, КПРФ.ру, МК.ру, Правмир.ру, интернет-журнал «Мои года», интернет-СМИ «Иркутская торговая газета», «Глагол38», Telex.news, ИА «Русская линия», БГ-Иркутск, ряд блогов на платформе «Живой журнал» и др.

Местные и федеральные медиа стали основным пространством конфликта, превратившись не просто в инструмент информирования, но в полноправного субъекта конфликта, усиливающего его развитие. На первый взгляд, это можно отнести к следствиям запретительной практики действующего российского законодательства о референдумах, организации митингов и пикетов. Иркутские исследователи добавляют к этому указание на две основополагающие проблемы:

1. Отсутствие должной образованности населения в этом вопросе; история Иркутска в настоящее время – дисциплина очень ограниченная по распространенности и практически неизвестна самим горожанам.

2. Отсутствие новых и эффективных возможностей продвижения идеи, растолкования основных аспектов, которые не позволяли бы развиваться мифам, сопровождающим вопрос топонимической реставрации.

Информативные и коммуникативные функции медиа наиболее полноценно реализовываются в рамках полноценной общественной дискуссии. В рассматриваемом процессе имело место замещение такой дискуссии «войной» в средствах массовой информации на фоне безмолвствующих (в статистически значимых величинах) горожан.

Медиатексты, совмещающие вербальную часть текста с медийными свойствами того или иного средства массовой информации, выступили, таким образом, идентификаторами, маркерами кризиса городской идентичности, подчеркнув минимальную включенность большинства населения в дискуссию, отстраненность горожан от города как пространства смыслов и исторической памяти.

Это может быть вам интересно